Ника Ракитина - Ясень

Я не собирался причинять вреда Золотоглазой, но само осознание того, что она в моей власти, наполняло меня странным наслаждением. Вдали за стенами невнятно прокричал петух. Это заставило меня очнуться… Подошел, поднял ее руку, свесившуюся с постели.

Растолканная дама Тари глупо пялилась на меня зелеными глазищами. Пришлось встряхнуть ее за плечи.

— Мой господин?

Не раскричалась, умница.

— Что помогает от жара?

— Отвар толченой ивовой коры.

— Иди и приготовь. А то решат, что я ее отравил.

Тари ушла, поправляя волосы… Все еще надеется когда-нибудь меня на себе женить.

Я присел на постель Золотоглазой. Она успела проснуться, но ничуть не удивилась и не испугалась. Смотрела на меня, и глаза ее двумя кострами светились в темноте.

— У тебя жар.

— Так бывает. Если мне врут.

Я поверил сразу. Криво усмехнулся:

— А тебе врут?

— Да. Твои… владетели. Каждый думает, как что-то выгадать для себя, а вовсе не как сражаться с Незримыми.

— А я? Я тоже тебе вру?

Она наморщила лоб:

— Ты действительно хочешь возглавить войско и повести его в бой. Но никогда этого не сделаешь.

Странно… Я ведь сам еще не принял решения. Жаль, что мои волхвы так и не поговорили с ней. Отправившись в навь, это, увы, затруднительно сделать. Я поправил ее слипшиеся волосы:

— Спи. Мы поговорим об этом утром.

— Не могу.

— Тогда пойдем.

Я вывел Керин через потайную дверь, оставив ее приоткрытой, чтобы Тари сумела нас найти. Винтовая лестница, коридор, прохлада замковой библиотеки. Здесь почти никто не бывал, сюда я приходил, когда хотел остаться сам с собой. И сам собой. Здесь, в дубовых сундуках, окованных железом, хранились мои сокровища.

Я позволил себе зажечь толстую восковую свечу: она дает яркий ровный свет. Повернул в замках ключи, откинул крышку…

Книг на сундук было ровно двадцать. Завернутые в ткань или в отдельных плоских ларцах, обитых сафьяном, с тиснением и самоцветами — сами по себе диковины — ждали они прикосновения пальцев. Упадут замочки, поднимется буковый оклад, обтянутый кожей, выпустит на волю позолоту обреза, витую вязь литер, филигранные рисунки, радующие яркими красками и через века…

— Ты умеешь читать?

Лег на стол гримуар:

— Вот твоя Легенда.

Золотоглазая бережно перевернула страницу:

— Но это не рука Винара!

Я кивнул.

— Конечно. Ему было бы затруднительно писать в седле, убегая от горожан, обвинивших его в братоубийстве: дама Тари могла бы рассказать тебе подробности… Говорят, Винар крепче, чем брата, любил его невесту… Здесь четыре списка Легенды четырех разных авторов. Я велел переписать их и собрать под одним переплетом. Каждый тщился, во что горазд — благодать для волхвов. Можешь сравнить, кстати, — я позволил себе легкую насмешку. — Какая Золотоглазая тебе ближе? А еще здесь комментарии Владимира Лундского и "Трактат о Винаре, поэте и воине".

— Это нечестно, — вдруг сказала Керин, вскидывая голову, — нечестно клеветать на того, кто не может себя защитить. Винар — единственный, кто посмел тогда открыто выступить против Незримых!

— И что же с ним случилось дальше? "Он и его дружина погибли, и их неукротимый дух слился с мрачным духом Мертвого леса, — процитировал я. — И всяк, приходящий туда, умирал или терял рассудок, не вынеся немой и страстной мольбы"? Или ты настолько стара, чтобы знать и руку Винара, и его судьбу?

— Ты испытываешь меня, — отозвалась она тихо. — Но все равно мне больно.

И я, рыцарь Горт, устыдился ее слов.

…Золотоглазая жадно выпила поднесенный Тари отвар, и я проводил ее до покоя. А потом не спал до утра.

Дама Тари встала и поклонилась, когда я вошел, но я не обратил на нее внимания. Сама виновата. Даже сгоряча не стоит бросать, что я пренебрег ею ради невесты, взявшей свое приданое на острие копья. Впрочем, пусть гордится собственной проницательностью…

Я раздумывал долго и не отыскал лучшего решения: я женюсь на Золотоглазой. Таким образом, я получаю Сарт, а кто владеет Сартом — владеет бывшим рельмом Мелдена… Тем более, что мои посланники сейчас в Фернахе: тот готов добровольно перейти под мою руку — так что я получаю рельм целиком.

А еще Золотоглазая подарит мне Ясень.

Конечно, она наивна, говоря, что все, ненавидящие Незримых, союзники.

Я испробовал с ее разрешения ее меч. Пожалуй, слишком легкий для меня, с крестовиной и сужающимся к навершию череном, он удобно лежит в руке и равно рубит камень, дерево и железо…