Робин Мак-Кинли - Красавица

Наша первая зима была легкой, говорили нам местные, и мы благодарили небеса, хотя нам та зима показалась весьма трудной. Мы никогда не видели больше нескольких дюймов снега на земле за раз, не говоря уж о нескольких неделях. Великодушный отрастил себе зимний подшерсток, плотный, как персидский ковер, а длинные белые космы, появившиеся ниже колен, покрывали его ноги; его короткие заостренные уши полностью исчезли под его серой гривой. Он теперь был один в конюшне, вместе с курицами, с тех пор как Том приехал осенью, как обещал, забрал двух своих лошадей и фургон, поздравив нас с нашими успехами.

Ко времени приезда и отъезда Тома, я уже приучила Великодушного к упряжи; и кажется, я больше переживала за потерю его положения, чем он сам, потому что конь обладал покладистым характером. Как выяснилось, ему не потребовалось много дрессировки: Жэр обменял починенный плуг на подержанную упряжь, которую отделали и растянули, чтобы она подошла коню; я одела ее на него, приказала двигаться вперед, и он пошел. Конь сразу же, инстинктивно, почувствовал разницу между силой и балансом в том, как тянуть вес, а не везти его на себе. Отец сделал небольшую повозку, а Жэр укрепил ее железными пластинами, добавил веревок и цепей, чтобы можно было таскать большие бревна. У коня на темном пятнистом подшерстке появились белые отметины от хомута по бокам; но, возможно, Том Блэк был прав, потому как конь, казалось, не страдал от того, что он не возит самого Короля.

Даже канарейка пережила зиму здоровая и счастливая. Она была полезной птахой, потому что являлась для нас с Грейс и Хоуп неким существом, которое было слабее и о котором мы могли позаботиться; и птичка пела так, словно ценила нашу заботу.

У нас не было времени придумать имя для птички до того, как мы покинули город. Это случилось только через несколько недель после того, как мы въехали в новый дом: Хоуп, наливая воду канарейке однажды утром, внезапно подняла взгляд и воскликнула:

– Ведь у него все еще нет имени!

Грейс и я уставились на нее, а потом друг на друга в недоумении. Рука Хоуп все еще была вытянута над миской для воды; а затем канарейка, словно в нетерпении, вывела трель. Тогда мы посмотрели на нее, а Грейс сказала:

– Конечно же. Почему мы об этом до сих пор не подумали? Орфей.

Я скептически хмыкнула, а она улыбнулась и ответила:

– Такая сестренка, как ты, дорогая, огорчит даже самый сдержанный разум.

А Хоуп засмеялась и произнесла:

– Орфей! Идеально.

И птичка стала Орфеем, только вот через месяцы имя сократилось до Фуи. Хотя я все равно звала его Орфеем, а он продолжал петь.

Следующим летом, спустя почти год с тех пор, как мы приехали, Жэрвейн и Хоуп поженились. К тому времени к дому пристроили еще одну комнату, со стороны гостиной – для новобрачных; а местный каменщик выложил камин. Отец сделал для них огромную кровать с высоким изголовьем, окаймленным дугами, в качестве свадебного подарка. Жэр и я занимали две комнаты на чердаке, а Грейс и Хоуп делили одну из спален, во второй же жил Отец. Грейс позвала меня жить вниз, но мне нравился мой чердак, и я понимала, что ей тоже хотелось бы иметь собственную комнату. Поднялся было небольшой шум по поводу моего затворничества на чердаке, когда мы въехали, но я настояла на своем. Делить комнату с сестрами, говорила я, да мы же будем словно селедки в бочке; кому-то надо вселиться на чердак, а я ведь младшая, к тому же мне тут нравится.

Отец вырезал для меня окно в отвесной стене – оно выходило на восстановленный сад и большой лес за ним. Когда я не слишком уставала (а это случалось все реже, когда я начала привыкать к работе), то не ложилась спать лишний час и читала у огня одной драгоценной свечи. Но свечи были весьма дороги, чтобы так часто их использовать для такого бесполезного занятия, как чтение, даже если мои веки не закрывались сами от усталости; я все же смогла сохранить с торгов полдюжины моих самых старых, потрепанных и исписанных книг. В новой жизни я больше всего скучала по чтению. Дневные часы мы проводили в работах, да и большую часть вечеров – штопая одежду, починяя инструменты и выполняя мелкие работы.

Мелкие работы весной делала я, забиравшая у Грейс почти все ее шитье, чтобы та была свободна. Сестра тайком вышивала покрывало для новобрачных.

Работа для каждого из нас делилась на части. Жэр проводил время в кузнице: мастерство его было весьма высоким, и после первой нашей зимы, люди преодолевали по тридцать миль [4] [4] Тридцать миль - около пятидесяти километров , чтобы приехать к нему. Старые навыки Отца по работе с деревом потихоньку вернулись: небольшой навес рядом с кузницей расширили и Отец делал повозки и мебель, а также чинил крыши и стены в городе. Волосы его совсем побелели и он стал двигаться медленнее, чем бывало; но ходил прямо и с поднятой головой, а еще снова мог болтать и смеяться. И я подозревала, что Мелинда влюбилась в него. Он был вежлив и галантен к ней, как и ко всем женщинам, включая своих дочерей; но я считала, что он особенно относился к Мелинде. А она – простая, добрая и бесхитростная – часто краснела, когда он обращался к ней, и крутила свой фартук в руках, словно девчонка.