Дарья Зарубина: Ведьма

Агнешка вскочила на ноги так резко, что перед глазами покачнулось и поплыло. Побежала, неловко прыгая, обжигая ноги о раскаленный песок.

Увидела, как из собравшейся вокруг магического камня толпы баб выскочила уже совершенно здоровая мельничиха, прижимавшая к груди завернутого в пеленки новорожденного, и бросилась в сторону деревни. Еще несколько девок прыснули за нею. Но бабы остались на месте и продолжали голосить — и в этих криках Агнешка услышала смешанное со страхом любопытство. То самое любопытство, которое гонит зевак на пожары, — алчное желание утолить жажду нового чужой бедой.

Снова крик. И плотное кольцо баб всколыхнулось, отпрянуло. Так что маленькой лекарке стала видна серая горбатая спина камня, а над ней — большое переливающееся радужными полосами сияющее кольцо.

Она тотчас узнала его. Узнала и припустила вдвое быстрее.

Под камнем, извиваясь и скребя пальцами землю, корчилась Лампея. Лицо старухи пошло багровыми пятнами, выступила алая сеть сосудов. Капли крови стекали из ее глаз и ушей, из приоткрытого рта текла на песок розовая пена.

Агнешка бросилась к старухе, надеясь успеть — подхватить и нести. Нести как можно дальше от проклятого ока радужной топи. Но едва она, подбежав, прикоснулась к извивающемуся телу колдуньи, как та одним резким движением вытянулась во весь рост, разметала в стороны перепачканные кровью руки. И в одно мгновение тело вновь скрутило, вывернуло с хрустом спину.

Агнешка отпрянула, зная, что будет.

Семицветное зеркало, висящее над камнем, едва заметно пульсировало, ломая тело ворожеи — выпивая остатки ее магии.

— Да что ж ты делаешь? — закричала лекарка, одним прыжком взбираясь на камень. — Отпусти! Отпусти!

И она по локоть запустила руки в теплое липкое нутро радужного круга. В тот же самый миг, словно отозвавшись на ее слова, искореженное тело колдуньи изогнулось, и из окровавленного комка вырвалась худая рука.

Агнешка почувствовала, как волна холода ударила ее по плечам, бросилась в пальцы. И под ладонями затвердела, пошла трещинами радужная пленка. Око с треском лопнуло, окатив ее ледяными осколками. И исчезло.

— Лампею убили! — тотчас заверещала баба за ее спиной.

— Ба-абку Лампею знахарка закля-атьем убила! — подхватила вторая.

— Беги!!!

Острая ветка полоснула по щиколотке. Выступила капля крови.

Другая ударила по глазам — да не тут-то было. Прыжок. И — заслонив рукой глаза — в чащу. Там, среди рыжих сосновых стволов да бурелома, легче оторваться от погони.

Треск веток. Ругань. Проклятия. Да где-то позади — потерявшийся в лесных шумах женский крик:

— Беги!!!

Лай и вой. По следу спустили собак. Одна из них пробралась через колючие кусты и уже так близко, что слышно ее отрывистое жадное дыхание.

Молодой маг развернулся всем корпусом, сложил пальцы щепотью и резко стряхнул заклятье прямо в оскаленную морду пса.

Гончак затряс широкой головой, замотал рыжими ушами, оглядываясь и словно недоумевая, как могла жертва, до которой оставалось каких-нибудь два прыжка, исчезнуть, раствориться в прозрачном, как сеть, сосновом лесу.

Маг осторожно, чтобы не наступить на ветку, прошел мимо озадаченного пса и сначала медленно, а потом бегом бросился в сторону дороги, где возле разросшейся бузины привязал перед злополучным свиданием своего коня.

Вороной зафыркал и тряхнул челкой, когда маг вывел его под уздцы на дорогу и ловко вскочил в седло. Заслышав погоню и зная нрав своего хозяина, конь рванул, не дожидаясь шпор. Облако пыли скрыло вороного и всадника.

Когда успокоилась кровь, обезумевшее от гонки сердце застучало мерно и спокойно, а грохот в ушах стих, маг придержал коня, а потом и вовсе остановился, спешился, достал из седельной сумки плащ, накинул на нижнюю рубашку. Пригладил ладонью густые черные, как челка вороного, волосы.

— Эх, парень, — ласково потрепав по шее коня, пробормотал маг, и озорная улыбка появилась на его губах, — не впервой, не надевши штанов, удираем. Но вот не снявши — такого у нас с тобой еще не бывало.

Вороной фыркнул, затанцевал на месте, выгнул блестящую черным лаком шею.

— Дуры бабы, — резюмировал черноволосый повеса, — все бы ломаться да цену набивать… а с другой стороны, Вражко, — весело обратился он к вороному, — если б не ломалась, так гнал бы меня ее муженек с голым задом по лесу как пить дать. В гневе и палочник — сила. Огрел бы твоего хозяина поперек спины, а? И не поглядел, что княжий маг, манус истиннорожденный.