Дарья Зарубина - Ведьма

Сболтнула — и прикусила язык, так страшно сделалось лицо мануса. Он схватил Катаржину за плечи, тряхнул так, что клацнули зубы.

— Откуда ты узнала? Где ты ее видела?

— Нигде, — зашипела зло Каська, метнула на любовника ледяной взгляд. — Надзея мне рассказала. Словница, что ты нанял для своего раненого. Спросила я про тебя, она рубашку, что ты оставил, только раз тронула — и ответила. Из-за рыжей ведьмы ты от меня отвернулся. Приворожила она тебя! Но Надзея — она сильная. Ты только со мной пойди — она поможет. Вспомнишь ты, как любишь свою Касеньку!

— Надзея! Ворона старая! — Иларий оттолкнул льнущую к нему вдову. — За мои же деньги на меня и клевещет! Тебе голову задурила. Возьмет и скажет, что это я твоего мужа убил — и что, тоже поверишь? К тебе не хожу, потому что молвы дурной не хочу. Нет на сердце у меня никакой рыжей лекарки!

— Значит, лекарка она, — поникла Каська, затрепетали черные ресницы. — Да только ей со мной не сравняться. Разве обнимает она жарче меня? Разве красивее?

В полутьме сверкали полные слез черные глаза, тянулись к манусу алые губы. Иларий хотел разубедить Катаржину, услать домой, чтоб дел не наделала, сказать, что красива она и до сих пор желанна, а до рыженькой травницы ему и дела нет. Но не желали губы выговорить нужных слов — уже раз обошелся дурно он со своей лисичкой, взял силой то, что она — по глазам видел — готова была дать, только кинулась сила в руки, и не устоял. Уверен был, что простит, только завертелось все, и не мог он и часа выкроить на поиски своей лиски.

— Все вы, бабы, подолом думаете, — отмахнулся он от Каськи, которая так и льнула полной грудью к его руке. — Я обещал тебе убийцу мужа сыскать, а ты и не спрашиваешь. Или прав я был, и здесь Надзея эта тебе голову заморочила.

— Не морочила она, правду сказала, — залопотала Катаржина виновато. — В прошлое для меня глянула и сказала, что черное видит. Человека черного. Сильного мага. И сразу я догадалась, кто это.

— Кто?

— Да уж говорила я тебе. Владислав Чернский! — с досадой шепнула Катаржина.

Иларий отвел взгляд, сдержал облегченный вздох. Врунья Надзея, как и все словники. Вытянула с Каськи денежки, да, чай, и утекла уже, пока палками не проучили.

— Мстить не вздумай, Кася, — строго погрозил манус, но Катаржина только фыркнула:

— Уж решено все. Хоть я и простая ведьмачка, а за мужа ответить сумею. Забудь про князя Владислава. Недолго ему осталось.

— Что ты сделала, дура? — рассвирепел Иларий, поволок Катаржину прочь от княжеских покоев, мимо кухни и испуганных девок на двор. Притиснул к стене конюшни. Каська только охала и всхлипывала, не на шутку испуганная.

— Много врагов у князя Влада, — зашептала она. — Ничего я не делала. Мне Надзейка сказала, что уж давно тучи над Черной и ее хозяином собираются. Возьмут Владислава небесные демоны за все его злодеяния. Она в грядущем видела.

— Хоть какой-то прок от карги, — пробормотал себе под нос Иларий. — Правильно говорит твоя Надзея, — сказал он громче и ласковее, — настигнет душегуба наказание за его грехи. Только ты в те дела не суйся, Кася, побереги себя. И сюда больше не ходи. Сам приду.

Он скрылся в доме. Катаржина надула губки, обиженно потерла покрасневшие от крепкой хватки манусовых пальцев руки.

— Лекарка она, значит. Променял, забыл меня. Как же я не приду…

— Как могу все забыть, из сердца вытравить, если здесь оно, мое серденько. Бьется и каждым ударом меня зовет.

— Дозвалось уже, — огрызнулась на неуместные речи незваного гостя Агата. — Убить себя хотела Элька.

Лицо Тадеуша в одно мгновение сделалось бледнее снега. Левая рука потянулась к вороту — перехватило дыхание, правая — за колдовской книгой.

Агата положила ладонь на правую руку дальнегатчинца.

— Раньше надо было за книжку хвататься, когда Казик мой тебя облапошил. Руку Элькину пообещал да домой услал.

Лицо Тадеуша из бледного сделалось темным, страшным. Руки безвольно упали. Он с тоской поглядел на Агату.

— Где… похоронили ее?

Агата едва не рассмеялась горьким смехом. Не там могилу ищет мальчишка Войцехов. Всегда был скор Тадек на выводы. Услышит азъ, придумает до ижицы.

— Жива Эльжбета. Вытащила я ее, только, сам пойми, тебя к ней и близко не подпущу. Слаба она еще, тоскует, наследник Черны силы ее тянет. Увидит тебя — боюсь не укараулить. Если не хочешь ее хоронить — уезжай и дай срок родить.

— Ждет?

Видно было по лицу Тадеуша, что сама мысль о том, что у его Эленьки будет дитя от Владислава, мучительна для него. Словно все еще надеялся он, что не понесла Эльжбета и удастся уговорить ее убежать, спрятаться у Войцеха или в любом краю, где найдется хозяин, не боящийся Черного Владислава.