Джеймс Клеменс - И пала тьма

Тилар наморщил в недоумении лоб.

— Что это значит?

Роггер задумчиво потянул себя за бороду.

— Бессмыслица какая-то.

— Тогда и рассуждать не о чем. Обычная чепуха, что-то приснилось.

Роггер его как будто не слышал:

— «Эги ван клий» — это значит «сломать кость». А «ни дред хаул» — «и освободить темный дух».

— Я же говорил — всего лишь сонное бормотание, — небрежно махнул рукой Тилар.

— С другой стороны, — продолжал Роггер, — «клий» может означать «тело», а не «кость». Это зависит от ударения. — Вор вздохнул. — А ты шептал.

— Откуда ты знаешь литтикский?

Роггер отпустил потрепанную бороду.

— Я его преподавал, было дело.

Но не успел Тилар поинтересоваться подробностями этого дела, как в коридоре раздались голоса. За колокольным звоном они не услышали приближающихся шагов. Дверь распахнулась, и оба узника обернулись к вошедшим.

Коридор заполонили стражники кастильона во главе с капитаном, тем самым, что сплюнул на Тилара и первым назвал его богоубийцей. Надзиратель посторонился, чтобы пропустить в камеру двоих: один, богато одаренный Милостями, кутался в кроваво-алую мантию, что отсвечивала в темноте; другой, с серебряными кольцами на каждом пальце и круглыми серьгами в ушах, был одет в форменные серые одежды.

Итак, мастер истины и судья. Их взгляды остановились на Тиларе.

Человек в сером выступил вперед.

— Тилар де Нох, вы предстанете перед высшим судом Летних островов для испытания истиной.

Стражники с обнаженными мечами боком протиснулись в камеру. За ними последовал капитан, в руках у него лязгали железные оковы для рук и ног.

Роггер попятился, бормоча под нос:

— Кажется, плащ твоего друга оказался еще тоньше, чем он предполагал.

Тилар не противился, когда на него надели кандалы, хотя их затянули слишком туго и железо врезалось в кожу. Перрил собирался покинуть остров сразу, как только завершится бдение у смертного ложа Мирин. Стало быть, не успел юный рыцарь ступить на корабль, как власти острова приняли решение устроить судилище. Никакого уважения к приказу рыцаря теней.

Тилара ткнули в спину кончиком меча и вывели из камеры.

— Захватите и грешного паломника, — раздался из-под алого капюшона голос мастера истины. — Его вина столь же очевидна, как и клеймо на его теле. В эту скорбную ночь мы очистим наш дом ото всех, кто повинен в святотатстве. Чтобы оплакивать потерю яркого света, который озарял острова, нам нужен чистый путь.

Судья согласно кивнул и махнул стражникам. Больше оков они с собой не принесли, так что Роггера просто ухватили за руки и потащили.

Узников провели между рядами камер и вверх по длинной витой лестнице. Процессия из сырой полутьмы каменного подземелья вступила в нагретую дневным солнцем, завешенную гобеленами главную башню замка Летней горы. Запахи испражнений и крови сменились ароматами горящих в жаровнях масел, душистого дерева, сушеного клевера и чертополоха.

Запахи островов, память о Мирин.

Жаровни горели повсюду, как будто их дымом пытались отогнать смерть и горе. Все зеркала на их пути стояли разбитыми, чтобы спрятать лица скорбящих; черные занавеси на окнах не пропускали внутрь солнце.

И еще непрестанно звонили колокола, а одетые в черное дети с небольшими цимбалами в руках бегали по залам, проскальзывая между стражниками. В их задачу входило отгонять духов, но вместо горестного настроения за малышами рассыпался веселый смех. Их еще не заботила смерть, даже смерть бога.

В дверных проемах стояли скорбные фигуры: обитатели кастильона вышли посмотреть на процессию. Тилара проклинали и провожали плевками. Многие держали в руках серебряные колокольчики и ожесточенно размахивали ими при его приближении, как будто пытаясь уничтожить его своим звоном.

Наконец они дошли до дверей, что вели в зал суда. Створки распахнулись, и Тилара с Роггером ввели в просторное помещение. Тяжелые двери захлопнулись за ними, и, ряд за рядом, стражники заняли свои места. В огромном зале, куда не достигал колокольный звон снаружи, царила могильная тишина.

Тилар огляделся. Убранство зала в отличие от многих божественных судов, что он видел, поражало скромностью. Выкрашенные в белый цвет стены украшали фрески с изображением переплетающихся лоз и небольших фиолетовых цветов. Восемь затянутых черными занавесями окон выходили на море.

У противоположной стены стояло семь закутанных в черное фигур. Если бы не редкие движения — поворот головы, взмах руки, — их можно было бы принять за статуи. Тилар сразу догадался, кто перед ним. Длани Мирин, мужчины и женщины, что находились в услужении у богини. Их число всегда равнялось восьми, по количеству жидкостей тела, но сейчас одного не хватало.