— Но я знаю только наш обряд.
— Обряд… Некому его справлять. А Сигурд бежал, как паршивая собака. Надеюсь, чья-нибудь стрела настигла его.
— А спасся ли кто-нибудь, — осторожно спросила Гореслава.
— Если угодно Богам, то Бьёрн и Олаф ещё живы. Когда я в последний раз видел их, то руки их ещё не устали биться.
— А Кнуд?
— Его Бог не помог ему.
Гаральд провёл рукой по клинку Лайгерадта; тихо зазвенел он.
— Знаешь ли ты эти места?
— Нет, впервые я тут.
— Ты хвасталась, что знаешь лес…
— Я сейчас схожу за шишками сосны, сварю их и дам вам выпить отвару: он кровь останавливает.
— Не трудись, рано-то пустяковая.
— У нас в печище так говорил парень один, на которого медведь напал. Умер он.
Свей засмеялся. Но был он бледен, видимо, много крови потерял, поэтому Наумовна, убедившись, что ему ничего не грозит, пошла в лес за шишками. И почувствовала она себя на месте Добромиры, которая мёдом да былинками излечивала все недуги. Когда Гореслава вернулась, Гаральд чистил рыбу. Девушка недоумевала, от куда появилась эта рыба.
… Руки у Наумовны болели от земли и веток, а одёжа пропахла дымом. Курган, костёр, прах, развеянный ветром. В голове у неё всё перемешалось, и не помнила она, кого в землю закапывала, а над кем взмыли языки пламени.
Ночь провели в овражке, который ещё до той страшной ночи девушка отыскала. Слышала Гореслава, как тихо во сне стонал Гаральд, но к середине ночи успокоился. Нужно хвою сосны собрать и настоять. Батюшка лес поможет.
На следующее утро в путь отправились. Ох, трудна дороженька, когда пути не знаешь!
Радовалась Наумовна тому, что не одна по лесу шла; свей, хоть и хворый, защитит от зверя и недоброго люда.
Через четыре дня наткнулись они на чей-то двор. За становиком из крепких брёвен, на отвоёванном у леса пастбище, паслись две тучных коровы и лошадь, а невдалеке виднелась изба с поветью. Крепкая была изба, с крыльцом.
— Вы здесь постойте, подождите, пока я с хозяевами поговорю, — сказала Гореслава, отворяя ворота. — Попрошу я у них пристанища.
— Иди. Твоя земля, твои люди.
Гаральд прислонился спиной к дереву и проводил её усталым взглядом.
На крыльце сидела девка с рыжей косой и стирала бельё. Короткая прядка выбилась из косы на щёку; девушка смеялась и сдувала её за ухо. Кто она была: словенка или корелка — Наумовна так и не поняла.
— Как зовут тебя, — первой заговорила Гореслава.
— Зарёй кличут, — девка снова засмеялась. — А ты кто и как здесь оказалась?
— Я Гореслава. Разбился о камни наш корабль, пришлось посуху идти. Приютить бы не могла нас, Заря, не знаю, как по батюшке.
— Заря Власовна. А приютить можно, если брат согласится. Много ли вас?
— Двое. Только, — Наумовна замялась на минутку, — спутник у меня свей.
— А я ничего супротив людей чужеземных не имею, никакого зла они мне не причинили.
— Так могу ли я привести его сюда? Раненый он.
— А что ж с ним приключилось?
— Медведь напал, — соврала девка: не говорить же правду.
— Веди скорей. Я ему молока парного налью.
Долго Гореслава уговаривала Гаральда во двор зайти; не хотел идти свей, и всё тут, но уломала-таки его девка.
Заря захлопотала вокруг раненного, принесла ему крынку молока. Ай да хороша была хозяйка, и её глаза карие заставили Гаральда присесть на крылечко. Радовалась Наумовна тому, что жильё человеческое посреди леса отыскала. Люди добрые дорогу домой укажут, а спутника её вылечат.
… К вечеру вернулся брат Зари Май. Был он парень статный, вихрастый, тоже рыжий, как и сестрёнка его. Видно, солнышко семью их любит. Согласился он приютить дорогих гостей, с радость позволил выспаться на полатях. От него Гореслава узнала, что до Черена от их двора далёко, а до Градца не более дня пути на лошади. Заметила девка, что при упоминании города этого лицо свея посуровело.
И решила Гореслава ехать в Градец к славному князю Светозару, просить отвезти её в Черен.
Тепло и покойно было спать в избе после ночей, проведённых в лесу на ворохе листьев. Гореслава головой к печке легла, чтобы волосы просушить.
Самое лучшее место досталось, конечно, Гаральду: на печке его хозяева устроили. Весь вечер возле него Заря хлопотала, нашёптывала что-то над травяными отварами, которыми его отпаивала.
Засыпала Наумовна со спокойной душой: уберегла Эймундового отца, отплатила ему за добро. Но беспокойным был её сон, ворочалась девушка с боку на бок. Неужто дедушка-домовой балует от того, что не по душе пришлись ему гости? И показалось ей во сне, что кто-то тихонько по избе ходит.
Читать дальше