Макс Фрай - Лабиринт Мёнина

Все это время я чувствовал себя сбитым с толку, растерянным и каким-то отупевшим. Словно бы сила разом ушла от меня, и опыт перестал быть фундаментом, позволяющим твердо стоять на ногах, и разум снова беспомощен, как ребенок, который пытается освоиться в мире взрослых.

Мёнин, кажется, отлично понимал, в каком я состоянии, и старался вести себя дружелюбно и непринужденно. Я оценил его великодушие, но почему-то не мог ответить тем же: был напряжен, недоверчив и вообще нервничал, чем дальше, тем больше.

— Минувшей ночью ко мне заходил один господин, Мастер Совершенных Снов, — наконец сказал я. — Жаловался, что ему снятся мои сны. До сих пор не могу представить, что такое возможно!

— Да, иногда воображение тебе отказывает, — невозмутимо заметил Мёнин. — И что же?

— Как — что?! Он говорил, что в этих самых якобы моих снах ему являлись вы. Сулили скорую встречу. Теперь вижу, что не обманывали. Но зачем все эти сложности? Почему вы не могли просто взять да и присниться мне, если уж считали необходимым предупредить о визите?

— Ты, наверное, полагаешь, будто я могу ответить на этот вопрос? — рассмеялся Мёнин. — Что ж, значит, будешь разочарован. Видишь ли, сэр Макс, я обычно не ведаю, что творю, как и многие Вершители. Я слаб в теории, я — практик. И, судя по количеству легенд, сложенных обо мне, неплохой. Тебя удивляет, что чужому человеку снились твои сны? Что ж, я знаю, что так порой бывает, но понятия не имею почему. Ты говоришь, будто я являлся этому господину во сне и назначал тебе свидание? Вполне возможно. Я не помню ничего в таком роде, но я вообще запоминаю хорошо если одно из дюжины событий, которые со мной происходят. Короткая память — залог долгой жизни, знаешь ли.

— Не помните?! Как такое может быть?

Я предпочел бы думать, что он водит меня за нос, сочиняет на ходу какие-то байки, врет беззастенчиво, неуклюже и без особых на то оснований.

— Понятия не имею, — беззаботно откликнулся этот оживший миф, чтобы ему пусто было. — Давай не будем отвлекаться на всякую метафизическую чушь, в которой я все равно мало что смыслю, ладно? Я хотел повидаться с тобой — что ж, это, можно сказать, уже сделано. Кроме того, я хотел поговорить с тобой как со своим преемником…

— Как — с преемником?! — взвыл я. — Ни за что! Я уже был Владыкой Фангахра, и мне клятвенно обещали, что на этом эксперименты с хождением во власть закончены. А чем вас Гуриг не устраивает? Такое хорошее Величество!

— Да успокойся ты, — почти брезгливо поморщился Мёнин. — Не тараторь. Я и не думал делать тебя Королем. Зачем? В Соединенном Королевстве, как ты сам справедливо заметил, уже есть один монарх, притом действительно неплохой. Настолько неплохой, что я могу спокойно исчезнуть еще на несколько тысячелетий. При нынешнем Гуриге эта земля расцветет так, что нынче и вообразить невозможно.

— Ну, хвала Магистрам, — вздохнул я. — Извините. С тех пор как меня практически насильно сделали царем кочевников из Пустых Земель, я все время начеку.

— У тебя на родине такое «начеку» называется «паранойя», — ехидно подсказал Мёнин.

— Но почему вы тогда назвали меня преемником?

— Да потому что ты и есть мой преемник. Единственный Вершитель на несколько поколений столичных жителей. В горах графства Шимара — вернее, на Темной Стороне этих гор — скрывается еще один, но у него и без того есть Мир, который надо держать. Кстати, сэр Макс, знаешь ли ты, зачем нужны Вершители?

— Чтобы было, — мрачно ответил я. — А что, есть и другие версии?

— О, предостаточно! Но я хочу рассказать тебе не версию, а сущую правду. Вершители нужны, чтобы держать Мир. Это все. Больше ни на что мы с тобой, по большому счету, не годимся.

Мне не нравилось все, что говорил этот блудный монарх. Я не хотел его слушать. Только врожденная застенчивость помешала мне демонстративно заткнуть уши. Но как я был близок к этому!

— Поначалу всякий Вершитель считает себя обычным человеком, — обстоятельно рассказывал Мёнин. — Это, так сказать, младенчество Вершителя. Бессмысленное, в сущности, время, которое, однако, оказывает роковое влияние на всю последующую жизнь. Хвала Магистрам, ты еще не слишком испорчен, скажи спасибо некоторым обстоятельствам твоей жизни, которые ты опрометчиво полагал неблагоприятными. Потом приходит момент, когда Вершитель понимает, что все его желания сбываются, — и, можно сказать, идет вразнос, опьяненный собственным могуществом. А потом приходит время браться за работу — тяжкую, неблагодарную и, по большому счету, бесполезную. Тем не менее так уж все устроено.