Макс Фрай - Лабиринт Мёнина

— Живешь в картине… — задумчиво повторила она, словно взвешивая на языке мои слова, чтобы убедиться в их точности или, напротив, отвергнуть. — Да, пожалуй, похоже. Странно, правда?

— По большому счету, все странно, — вздохнул я. — И все необъяснимо…

— Все объяснимо, если дать себе труд овладеть некоторыми навыками логических построений. Не следует полагать свою личную беспомощность одним из законов мироздания, — укоризненно сказал голос свыше.

Он действительно прозвучал именно свыше, поскольку мы с Меламори сидели, а обладатель голоса стоял у нас за спиной, да еще и был наделен от природы изрядным ростом.

Мы вздрогнули от неожиданности и обернулись. Рупором небес оказался сэр Шурф Лонли-Локли. Надо отдать должное, эта роль была парню к лицу — она отлично сочеталась с неподвижностью его лицевых мускулов, ангельской белизной лоохи и скрещенными на груди смертоносными руками.

— Однако, сюрприз, — наконец сказал я. — Откуда ты здесь взялся?

— Просто шел мимо, — невозмутимо объяснил Шурф. — Пожалуй, я бы не стал мешать вашей беседе, но я услышал несколько фраз и подумал, что могу быть вам полезен.

— Что ты имеешь в виду? — удивленно спросил я.

Меламори явно нервничала. Бросала на Лонли-Локли встревоженные взгляды, словно он был лечащим врачом, которому предстояло выявить наш диагноз, один на двоих, а потом изложить свои взгляды на методы лечения. Огласить, так сказать, приговор…

— Но ведь приговоров не бывает, — сказал я вслух. — Бывают только слова, которые можно принять к сведению, а можно пропустить мимо ушей.

Они оба уставились на меня: Меламори — изумленно, словно я прочитал ее мысли (впрочем, разве я их не прочитал?), а Шурф смотрел понимающе и даже, кажется, одобрительно.

— Ты что-то говорил о своей полезности, — улыбнулся я ему. — Имей в виду, польза — это не обязательно, мы в любом случае рады, что ты к нам подошел. Но раз уж заинтриговал, договаривай.

— В одной из рукописей эпохи владычества дочерей Халлы Махуна Мохнатого, старинная копия которой хранится в моей библиотеке, сказано, что есть люди, которым дана одна длинная жизнь, и есть люди, кому дано много коротких жизней…

Я вопросительно поднял брови, поскольку еще не понимал, к чему он клонит, и Шурф неторопливо продолжил:

— Там было написано, что первые, сколь бы извилист ни был избранный ими путь, следуют им неторопливо, но неуклонно, к финальному триумфу или к бесславной погибели — это уже дело удачи и воли. Для них каждый новый день — закономерное следствие дня предыдущего. Если такой человек достаточно мудр, чтобы поставить перед собой великую цель, у него есть шанс рано или поздно достичь желаемого. А про вторых было сказано, что у таких людей душа изнашивается гораздо быстрее, чем тело, и они успевают множество раз умереть и родиться заново прежде, чем последняя из смертей найдет их. Поэтому жизнь таких людей похожа на существование расточительных игроков: как бы велик ни был сегодняшний выигрыш, не факт, что им можно будет воспользоваться завтра. Впрочем, и за проигрыши им расплачиваться приходится далеко не всегда. Ты не находишь, что это описание как нельзя лучше подходит к тебе?

— Наверное, — я пожал плечами.

— И ко мне, — твердо сказала Меламори.

— Да, леди, и к тебе. Вы с Максом вообще похожи больше, чем кажется поначалу, — согласился Шурф.

Только теперь он соблаговолил усесться на один из пустующих стульев.

— Да, разумеется, мы похожи, — эхом откликнулась она. — И вообще, все что ты рассказал, очень интересно. Но какой вывод мы должны сделать из твоих слов, Шурф? Что наша жизнь подошла к концу и следует ждать, когда начнется новая? А если она, эта новая, нам не понравится?

— Чаще всего так и бывает, — флегматично заметил Лонли-Локли. — Никому не нравится новая жизнь — поначалу. Потом проходит время, и старые воспоминания могут вызвать лишь снисходительную улыбку. Чего ты хочешь от меня, леди? Чтобы я рассказал тебе, что ждет вас впереди? Но я не прорицатель. Просто коллекционер книг, который дает себе труд ознакомиться с содержанием своей коллекции. Могу сказать лишь одно: тот, кому жизнь стала казаться сном, должен ждать или смерти, или перемен. Что, в сущности, одно и то же. Извините, если я испортил вам обед.

— Ну что ты, сэр Шурф, — ехидно сказала Меламори. — Мы с тобой так мило щебечем! А если я сейчас разревусь, вы с Максом меня простите. Думаю, я заслужила право на одну истерику в год, а в этом году я еще ничего в таком роде не устраивала.