Леонид Бутяков - Владигор

Владий оглянулся. Сзади уже подходил тот, у кого дубина в руке. Однако приближался он не слишком уверенно, словно никак не мог свою жертву увидеть. И тут осенило княжича: слепые они! Ночью не хуже совы видят, а при солнечном свете только по запаху или по шуму двигаются!

Владий ножны с пояса сорвал и, нож в руку зажав, пустые ножны в сторону отбросил. Тотчас головы упырей туда повернулись. Он замер, даже дышать перестал. Но упыри подвох заподозрили, головами закрутили. С места не тронулись, а руки развели, чтобы помешать человеку на свободу вырваться. Неужели не получится их обмануть?.. Он рассердился вдруг на себя. Если со слепыми неповоротливыми дылдами не управишься, то в бою со зрячим и резвым противником что от тебя ждать,сын Светозора?!

В следующий миг, завопив дурным голосом, Владий прыгнул на ближнего упыря, чиркнул лезвием ему по животу и тут же назад отскочил, молча, в комок сжавшись, бросился под ноги другому. Тот нападения не ожидал, свои ручищи туда вытянул, откуда только что вопль жертвы был слышен. Поэтому, потеряв равновесие, повалился на землю, едва не придавив Владия. Хорошо, что крепкий и жилистый княжич всегда ловкостью в борьбе отличался — и не только с ровесниками знатными, но и с дворовыми подростками. Откатившись в сторону от падающего на него упыря, он по-кошачьи вскочил на руки и на ноги, боднул набегавшего третьего долговяза головой в пах, вновь откатился и тут уж без всяких уверток ударил ножом в согнутую спину. И еще раз, и еще! Брызнула прямо в лицо черно-фиолетовая жидкость, которую и кровью-то не назовешь. Попадая на человеческую кожу, она сразу превращалась в гладкие юркие шарики, сбегающие вниз на траву.

Владий зажмурился. Ему стало дурно от одного вида этих мелких фиолетовых шариков, скользящих до его рукам, по голой груди… Подавив отвращение, он глянул под ноги, где, прилегая к его ступням в грязных обмотках, образовалась лужица из сливающихся воедино капель-шариков. Лужица на глазах мертвела, затвердевала холодным оловом. С невольным криком он рванулся из нее, оставляя клочки тряпок и кожи.

На этот крик тут же повернулись упыри, скачками саженными бросились за ускользающей добычей. И застыли вдруг, поводя носами из стороны в сторону. Учуяли фиолетовую кровь сродственника…

Похоже, это и спасло княжича. Фиолетовый дух ближе к упырям был, чем человеческий. Да и медвежий опашень отпугивал. Замерев над извивающимся телом порезанного Владием упыря, пять долговязых фигур закачались, как верхушки елей под сильным ветром, забормотали что-то нечленораздельное, а затем — о ужас! — упав на колени, присосались к еще дергающемуся собрату, как пиявки болотные.

Владий наблюдал за происходящим, укрывшись в березовой рощице. Содрогался от мерзостного зрелища, но глаз отвести не мог. Дальше двигаться тоже сил не было — ступни кровоточили, колени дрожали, от страха зуб на зуб не попадал. Ясно, что упыри, собратом напившись, на свежую кровь потянутся, не отстанут. Как поступить? Сбить с толку!

Он сорвал с ног клочки обмоток и разбросал их в разные стороны как можно дальше. Набедренной повязкой, о наготе не беспокоясь, заново ступни обвязал, чтобы кровь на землю не попадала. Нарвал пучки травы, обтерся ими и тоже раскидал-развесил по березовым веткам и черничным кустам за рощей. Повезло ему, что поблизости светлый ручеек пробегал: по руслу его побрел, шатаясь от усталости. Вышел к болотцу, но дальше — в топкие места — идти не рискнул, да и сил уже не было. Поэтому лишь посуше пригорок отыскал, упал на него ничком, грудью к земле прижавшись, забылся в тягостной полудреме…

— Нет здесь, нет, я бы почуял.

— И я говорил, что за болото идти надо, там…

— Цыц, оглодыши! Не смогли удержать, а теперь болтать горазды. Раньше надо было носами ворочать.

— Так мы ворочали. Крови много было, след сбился.

— Близкой мертвой напились, вот живую и не пронюхиваете!

— Так и ты, Синюшка, с нами пил…

— Цыц, я сказал! Пил не пил, теперь не важно. Упустили заморыша, что хозяин скажет? Не вам, а мне отвечать.

— Лешак виноват, он прежде времени свистнул.

— И что за хозяин такой, если сам не знает, где его ворог прячется? Может, не ворог был вовсе, просто человек прохожий. Мы-то откуда ведаем? И говорить ему ничего не надо.

— Уходить пора, Синюшка, гляделки болят — мочи нет. Не видят ничего, а болят, напасть какая!

— Не гундось, самому не легче. Ладно, возвращаемся. Жаль, свежая кровушка, сладкая, вкусная… Упустили, оглодыши!