Некоторые из конгрессменов нервно рассмеялись, пронзительным виноватым смехом. Некоторые фыркнули от испуга, виноватого испуга. Остальные глядели наверх с безнадежной скукой.
Уэнтворт, сидевший рядом с президентом, прыгнул на ноги, затряс кулаком и зарычал. И в замешательстве застыл, когда несколько камер обратились к нему.
Капеллан Конгресса, Кайл Колдгрейв, не одел лиловую сутану, но нацепил воротник и распятие чужой веры. Его худое лицо подергивалось от гнева и злобы: косоглазие и заячья губа стали особенно заметны. Из-под серой щетины смотрело желтоватое лицо. Какими бы дарами и привилегиями не наделил Азраил своих последователей, среди них не было ни здоровья, ни спокойствия.
— Убейте девку! — крикнул Колдгрейв. — Она вооружена и опасна!
Группа его аколитов, одетых в лиловые сутаны, сидела на раскладных стульях рядом с ним — по непонятной для постороннего причине им разрешили участвовать в слушаньях. Они не поняли приказ Колдгрейва, но, верные ему, подняли крик.
— Убейте ее! Убейте ее! Она вооружена и опасна!
Офицер Секретной Службы мрачно посмотрел на них и устало ответил.
— Ее единственное оружие — метла.
— Застрелите ее! — крикнул Колдгрейв.
— Я не подчиняюсь вам, сэр.
Человек, который еще недавно был Вице-президентом (и по-прежнему содрогался, вспоминая, как перестал им быть), стоял на трибуне перед батареей микрофонов. Недавние волнения как следует потрепали его: безупречный внешний вид плохо вязался с беспокойным боязливым взглядом. Всю свою жизнь он претендовал на лидерство, но следовал общественному мнению; претендовал на решительность, но был невежественным; претендовал на мудрость, но говорил банальности. Теперь, в тяжелом положении, требовались настоящее лидерство, настоящая решительность и настоящая мудрость, но у Вице-президента не было таких качеств, и он жил в постоянном страхе, что все об этом узнают, и в даже еще более глубоком страхе, длившемся много лет, что ему не удастся больше обманывать окружающих.
Именно этот страх заставил его вцепиться руками в трибуну и молча глядеть, когда Пендрагон, одетый во все черное, с мечом в руке, вошел через затянутый дымом дверной проем и твердыми шагами направился к нему. За ним шли вооруженные солдаты, которые якобы арестовали его, но, на первый взгляд, казались почетным эскортом.
Лицо Пендрагона — решительное и бесстрастное, лицо несгибаемого судьи — напугало Вице-президента еще больше.
— Это же Антон Пендрагон! — завизжал Уэнтворт. — Застрелите его!
По залу побежал почтительный шумок: всем только что сказали, что этот человек управляет ядерной бомбой.
Вице-президент сжался и сказал:
— Не стрелять ни в кого перед камерой! Это будет ужасно выглядеть!
Уэнтворт повернулся и презрительно взглянул на него.
— Заткнись, идиот!
Вице-президент вздрогнул и со страхом посмотрел на камеры:
— Мы сможем вырезать это потом, верно?
Рябь презрительного смеха пробежала по залу.
— Мы в прямом эфире, идиот! — крикнул Уэнтворт и показал на камеры. — Отключить все спутники связи! Никаких передач из этого зала!
Пендрагон заговорил ясным звучным голосом.
— Уэнтворт, ты можешь бояться. Пришло время заплатить за свои преступления.
Уэнтворт схватил агента Секретной Службы, стоявшего рядом с ним, и выхватил из его кобуры револьвер. Люди завизжали.
— Венди, сейчас, — крикнул Ворон. — И капеллана.
Венди, плававшая высоко наверху, указала Жезлом Моли на Уэнтворта, который размахивал револьвером в воздухе.
Уэнтворт прицелился в Пендрагона и закричал.
— Ты просто грязный террорист, Пендрагон! Ты не сможешь доказать ничего… ар! Арргх! Ак! Ак! Ааааак! — Уэнтворт упал ничком на пол около трибуны и покрылся шерстью, револьвер выскользнул из его ласт. Он превратился в сэлки.
— Теперь капеллана! — сказал Ворон. — Я видел их поджаренные трупы в Эвернессе, с Кощеем. Азраил убил их.
Громко хлопнули фалды одеяния Колдгрейва, он попытался перепрыгнуть линию стульев и убежать. Но чужая кожа упала с него, он тоже превратился в тюленя и тяжело покатился по полу, прямо под ноги своим старым аколитам.
На мгновение ужасное молчание повисло над залом. Мужчины и женщины в лиловых сутанах с ужасом смотрели на нечеловеческое существо у своих ног, существо, которому они верили и за которым шли.
Тюлень бил ластами и отрывисто лаял.
Тишину разорвал крик ужаса; люди в лиловых сутанах схватили свои складные стулья и стали безжалостно бить извивающегося и верещащего тюленя, пока не забили до смерти.
Читать дальше