Алан Дин Фостер: Чародей с гитарой. Том 1

— Ты возвращаешься с нами в Линчбени? — справился Джон-Том у Талей, стараясь, чтобы его голос звучал ровно, и затаил дыхание в ожидании ответа. Девушка несколько минут молчала, глядя прямо перед собой, но в конце концов не сумела сдержать улыбки.

— Ну конечно! Какой ты глупый! А еще чаропевец! Или, по-твоему, я останусь здесь, чтобы окончательно заледенеть в этой холодной пустыне?

— Может, — он сглотнул, — может, поживешь с нами? Я вовсе не стремлюсь к чему-то тебя принудить, не подумай ничего такого. Я знаю, как высоко ты ценишь свою независимость.

— Джон-Том, — ответила Талея, улыбка которой в тот миг, когда путешественники выбрались из тоннеля, словно прогнала с неба облака, — все когда-нибудь, рано или поздно, приедается, и независимость в том числе.

Юноша погрузился в сочинение замысловатой и всесторонне продуманной фразы и тут заметил краем глаза, что Клотагорб смотрит на него в упор. Он мгновенно постиг суть того, что выражал взгляд волшебника. Чародей напоминал юноше, что не стоит углубляться в словесные дебри, дабы не пришлось мыкаться в поисках выхода. Порой обстоятельства складываются так, что вполне можно ограничиться одним-единственным словом. Джон-Том состроил гримасу, которая, как надеялся, придала его лицу выражение мудрости, и произнес:

— Понятно.

Талея, очевидно, сочла, что он откликнулся как нельзя более кстати, ибо приподнялась на цыпочки, крепко обняла Джон-Тома за шею и притянула к себе. Губы молодых людей слились в поцелуе. Наконец юноша вырвался, выпрямился, перевел дух и оглянулся на крепость, в стенах которой им столько всего пришлось пережить. В ушах Джон-Тома по-прежнему отдавался эхом прощальный привет пертурбатора. Юноша догадывался, что никогда не забудет диковинного зрелища, что воспоминания об этом будут вдохновлять его в минуты отчаяния. Господи, как же ему повезло — он видел воочию величайшее чудо Вселенной! И не только видел, но и приложил руку к освобождению космического странника!

Как то почти всегда случается с теми, кто возвращается домой, путники двигались быстро, преодолели к вечеру значительное расстояние и остановились на ночевку у дальней от крепости горловины горного прохода.

— Бедный Браглоб, — пробормотал Джон-Том. — Может, он все-таки сумеет стать счастливым и обретет покой.

— Счастливым он, может, и впрямь станет, — отозвался Мадж, почесывая ухо, — но вот насчет покоя я лично сомневаюсь. Росомахи вечно дергаются по поводу и без. Представляешь, занимаются любовью и все равно вопят друг на дружку. Хорошо, что их не так много. Наверно, это потому, что в постели они ведут себя не лучше, чем в приличном обществе.

Джон-Том повернулся к чародею. Клотагорб сидел напротив, прислонившись спиной к стволу поваленного дерева. Полуприкрыв глаза, он обозревал ночное небо, которое было буквально усыпано звездами; они образовывали созвездия, резко отличающиеся очертаниями от тех, к каким юноша привык с детства.

— Сэр, что, по-вашему, случилось с пертурбатором?

— А? — Волшебник недоуменно посмотрел на человека. — С пертурбатором? Он улетел в космос, проник из нашей Вселенной в соседнюю и помчался дальше. Между прочим, я размышлял о том, возможно ли управлять им, возможно ли заставить его вернуться. Сколько нового мы бы тогда узнали! Какие бы нам открылись виды, к каким высотам непознаваемого воспарил бы наш дух! — Клотагорб печально вздохнул. — Вот бремя, мой мальчик, которого не избежать и тебе. Ты тоже будешь страдать от собственного невежества, терзаться своей необразованностью, изнывать от желания выяснить, что же находится вон за тем холмом, но вскоре постигнешь, что таких холмов во Вселенной великое множество и покорить их все тебе не под силу, как ни упорствуй. Таково проклятие тех, кто ищет знания, проклятие вечной неудовлетворенности. В молодости, будучи учеником великого волшебника Джогахорда, я засыпал его вопросами, а он, утомленный моими приставаниями, говорил так: «Ты полагаешь, что на свете существуют ответы на все?» — «Да!» — восклицал я. Тогда он улыбнулся и изрек: «Ученик, ты пойдешь далеко, если тебя, конечно, не убьют за излишнюю тягу к знаниям».

— Проклятие неудовлетворенности? — повторил Мадж. — Я сам от него страдаю, тока всякие глупости вроде знаний тут ни при чем.

— Нам прекрасно известно, куда ты клонишь, — произнесла Талея сухо. — Можешь не утруждать себя подробностями.

— Откуда тебе знать, к чему я клоню, милашка? — удивился выдр.