— Ты! — воскликнул Браглоб, поворачиваясь к Джон-Тому, поскольку о прочих можно было не беспокоиться. — Почему ты здесь? Я хочу, чтобы ты убрался отсюда! — Он взмахнул обеими лапами. Порыв ветра заставил Джон-Тома пошатнуться, но не более того. — Почему ты не убираешься?
— Потому что я не из твоего мира и неподвластен безумию, которое владеет тобой.
— Что за чушь? — взревел колдун. — Еще одна ложь? — Его морду исказила злобная гримаса. — Так приготовься! Сейчас ты получишь такое, чего не смеешь и вообразить! Такое, чего я не со-творял никогда раньше, от чего тебе не спастись, как ни пытайся!
— Ну нет, — возразил Джон-Том, — хватит. Сдается мне, пора кончать. Не только ради нас и спасения всего мира, но и ради тебя, Браглоб. Что бы ты ни предпринял, у тебя ничего не выйдет, ибо... — И юноша запел: — «Мы больше не потерпим, мы больше не потерпим, мы больше не потерпим ни за что!» — Да, подумалось вдруг ему, Ди Снайдер со своими ребятами мог бы гордиться им.
Браглоб испустил душераздирающий вопль. Песня пертурбатора стала громче. Джон-Том, продолжая играть, почувствовал, что кто-то тянет его за рубашку. Это была Талея.
— Джон-Том, посмотри!
В залитом ослепительным светом помещении появились яркие искорки. Гничии! Не один и не два, а целый рой; все они сверкали ничуть не тусклее пертурбатора. Внезапно юноша понял, что впервые за все это время, пока он подвизался на поприще чаропения, может глядеть на гничиев в упор, а не просто различать их краем глаза. Они кружились в воздухе, словно водили хоровод, и образовали наконец переливчатую спираль, которая обвилась вокруг пертурбатора. Казалось, гничии крадутся на цыпочках вдоль блистающего космического гостя, едва не касаясь его текучей, изменчивой поверхности. Привлеченные пением Джон-Тома, гничии, похоже, нежились в нестабильности, которую порождал пертурбатор. Юноша догадывался, что потихоньку проигрывает состязание с пришельцем из иной Вселенной. У него уже пересохло в горле, а тот пел все громче; музыка пертурбатора отдавалась в ушах, пронизывала тело и проникала в душу. Долго так тянуться не могло.
Тогда Джон-Том решил попытать счастья иначе. Он вознамерился набраться сил через резкий переход — столь же резкий, как все те, которые совершал пертурбатор, — от дерзновенной баллады к самой сладкозвучной из всех песен, которую только знал. Браглоб не ожидал от юноши ничего подобного, а потому переход застал его врасплох. Он оторвался от стены и с немалым трудом, но выпрямился. Колдун менялся прямо на глазах. Выражение морды сделалось менее злобным, тело обмякло — должно быть, вследствие того, что расслабились напряженные мышцы; главным же было то, что взгляд Браглоба постепенно приобрел осмысленность: из него исчезли панический страх и безнадежное отчаяние. Браглоб моргнул — раз, другой — и улыбнулся Джон-Тому.
За спиной колдуна будто вспыхнула сверхновая. Вспышка была столь яркой, что Джон-Том, хотя и смотрел в другую сторону, на какое-то время ослеп. Гничии, подобные мириадам миниатюрных солнц, устремились прочь из залы. Всякий шум смолк перед басовитым вибрирующим звуком, похожим на тот, какой издает нижний регистр органа. Джон-Том заставил себя повернуться. К нему в какой-то степени вернулось зрение, и он увидел, что пертурбатор преобразился напоследок в совершенную геометрическую структуру, состоящую из множества кристаллов и настолько невообразимо прекрасную, что у юноши защемило сердце, а на глазах выступили слезы. Он поспешно отвернулся, и тут произошел второй выброс энергии, мощнее даже, чем предыдущий. Сила света бросила Джон-Тома на пол, затем подкинула вверх, перевернула и швырнула о стену. Звук органа умолк в отдалении, свет погас, и Джон-Том погрузился в темноту.
Спокойствие... Когда он пришел в себя, ему было покойно и очень, очень хорошо. Юноша открыл глаза и прислушался. Тишина. Однако он до сих пор слышал будто наяву ту величественную прощальную ноту, ощущал, как фотоны подхватывают его и волокут по воздуху к стене. Впрочем, когда Джон-Том медленно поднялся и ощупал себя, он выяснил, что не получил ровным счетом никаких повреждений, если не считать пары-тройки синяков. Даже одежда, как ни странно, осталась в целости и сохранности. Юноша огляделся по сторонам и различил на полу знакомую фигуру. Та испустила рыдание. Он подковылял поближе и опустился на колени.
— Талея?
Девушка лежала лицом вниз. Джон-Том перевернул ее на спину. Она вцепилась в него обеими руками с такой силой, что он от удивления заморгал, но потом узнала и ослабила хватку.
Читать дальше