Алан Дин Фостер: Чародей с гитарой. Том 1

Джон-Том принялся рассматривать дверные проемы, тянувшиеся по периметру помещения.

— Кто же мог сотворить ее?

— Тот, кто окончательно спятил и обладает огромной колдовской силой, — ответил Клотагорб, который также обозревал проемы. — Необходимо и то, и другое.

— Чокнутый волшебник, — пробормотал Мадж. — Шикарно, ничего не скажешь. — Он передвинулся поближе к Джон-Тому. Так же поступила и Талея.

— По-вашему, я безумен?

Все резко обернулись. Тот, кто задал вопрос, появился из того же коридора, по которому пришли сюда путешественники. Он был один, однако впечатление производил весьма внушительное — высокий, приблизительно по плечо Джон-Тому, широкоплечий, словом, из таких, с кем обычно стараются не встречаться в темных переулках.

— Росомаха, — пробормотал Колин, стискивая обеими лапами рукоять сабли. — До чего здоров, мерзавец!

— И совсем выжил из ума, — прибавил Клотагорб.

Присмотревшись, Джон-Том различил в глазах росомахи нечто вроде отблеска того сияния, которое источал пертурбатор. Зверь глядел на путников в упор, но как будто не видел их, словно его зрение от болезни расфокусировалось. Он был облачен в лохмотья, которые, как можно было предположить по сохранившимся кусочкам, являлись когда-то роскошными одеждами из кожи и шелка. В одной лапе безумный колдун сжимал громадный боевой топор с четырьмя лезвиями. Джон-Том прикинул на глазок, что, пожалуй, не сумел бы даже поднять такую тяжесть, не говоря уж о том, чтобы воспользоваться топором по прямому назначению. Как ни странно, колдун не нападал. Он, казалось, что-то высматривал за спинами путешественников, присутствие которых в помещении, по-видимому, несколько его озадачило.

— Я вовсе не безумен. Меня зовут Браглоб, я величайший среди волшебников Северных рубежей и нахожусь в здравом уме и твердой памяти. — Он простер в направлении путников свободную лапу и воскликнул; — Убирайтесь прочь! Проваливайте! Оставьте меня в покое, не то пожалеете! Больше предупреждать не буду. — Он потряс над головой своим огромным топором.

Мадж спрятался за Джон-Тома, чтобы без помех наложить на тетиву стрелу — а заодно и обезопасить себя на случай возможных неприятностей.

— Я Клотагорб из Древа, — заявил чародей, делая шаг вперед, — величайший из всех волшебников на свете. Знай, что мы не можем уйти, пока не исполним то, за чем явились.

Колдун сдвинул кустистые брови. Должно быть, он пытался уяснить, о чем ему толкуют. Джон-Тому подумалось, что этот Браглоб явно спятил, но не стал от того менее опасен — скорее наоборот.

— Вы меня слышали! — взревел Браглоб. — Я хозяин пертурбатора. Я заставлю его превратить всех вас в камни! Нет, не в камни, а в червяков, которые пойдут на корм рыбам! Вы еще раскаетесь, что не послушались моего совета!

— Ты не сделаешь ничего подобного, — возразил Клотагорб, — поскольку не сможешь; иначе сделал бы давным-давно. Ты раз за разом предпринимал попытки остановить нас, однако мы все же добрались до твоего убежища. Больше ты ни на что не способен. Я не верю, что ты подчинил себе пертурбатор. Да, его можно заключить в пространственно-временную клетку, но подчинить нельзя. Раньше я думал по-другому, но когда увидел пертурбатор и тебя, понял, что ошибался, ибо он куда более изумителен, нежели представлялось, а ты, не сочти за грубость, полное ничтожество.

— Врали, обманщики, лгуны, негодяи! — Колдун пригнулся, словно готовясь к прыжку.

Джон-Том насторожился и заслонил было Талею, но та, оскорбленная таким отношением к себе, громко фыркнула, обошла юношу и стала чуть впереди. Вот и рассуждай тут о рыцарстве, подумал Джон-Том; как быть, если женщина, которую ты жаждешь защитить, думает лишь о том, удастся ей или нет пустить в дело свой клинок?

Браглоб вновь уставился на путешественников невидящим взором. Да, размышлял Джон-Том, Клотагорб прав: этот тип явно чокнулся. Удивительно, но факт — несмотря на тяготы долгого пути из Линчбени, несмотря на все испытания, выпавшие на долю путников по милости пертурбатора и его сумасшедшего владельца, юноша понял вдруг, что искренне сочувствует колдуну. Тот, если рассуждать о наружности с точки зрения телосложения, выглядел едва ли не образчиком мужественности, однако засаленные лохмотья и грязный мех изрядно портили впечатление. Судя по всему, Браглоб не мылся, не расчесывал шерсть и не ел как следует неизвестно сколько времени. Он принадлежал к числу тех противников, которых надо не бояться, а жалеть. Существо, враждующее с самим собой, воин, утомленный до изнеможения битвами с незримыми демонами, беглец, который спасается от страхов в толще скалы и не ведает, что те гнездятся в его собственном мозгу.