— Я не раз был в этом музее, — сказал Алекс, — дед хотел, чтобы я тоже 'заболел' его страстью к Востоку. С каждой вещицей у деда была связана какая-то удивительная история или тайна. Конечно, меня приводили в восторг рассказы о неизведанных странах, в которых он побывал. Когда мне было лет 10–12, я был уверен, что тоже обязательно стану исследователем и буду участвовать в экспедициях. Однако моему отцу не очень нравилось то, что я слишком увлекся безумными, по его словам, идеями деда, и я стал больше времени проводить в Швеции. Он объяснял это тем, что мне пора серьезно заняться своим образованием. Конечно, я продолжал иногда гостить в Питере, но в то время дед часто бывал в разъездах. Я уже закончил Университет, когда он однажды сказал мне, что стоит на пороге какого-то открытия, которое перевернет наше представление о мире. Это было сказано почти шепотом, его глаза горели, и я невольно подумал, не свихнулся ли он от своих постоянных экспедиций. Моя бабушка разделяла мои опасения, он стал просто одержим своим музеем. Дед почти не бывал дома и даже иногда оставался там ночевать. Это продолжалось до прошлой весны, пока однажды утром уборщица не нашла его лежащим на полу комнаты рядом с разбросанными экспонатами. Врачи поставили свой безапелляционный диагноз — сердечный приступ. Его давно предупреждали, что сердце заслуживает большего внимания, чем он тому уделял. Но дед не реагировал на все уговоры жены и врачей, он был слишком занят своими исследованиями, чтобы обращать внимание на здоровье.
Алекс помолчал немного и добавил.
— Так он и закончил свою жизнь рядом с вещами, которые значили для него больше, чем все остальное. Я даже не знаю до сих пор, сделал он свое открытие или нет. Да и было ли оно вообще в реальности? Может, оно существовало только в воображении самого деда? На мою бабушку его неожиданная смерть оказала пагубное влияние. Она не смогла пережить такой потери и через четыре месяца тоже умерла.
— Какая грустная история, — мне не хотелось говорить банальные слова, но ничего другого не пришло мне в голову.
Я находилась под впечатлением от всего рассказанного. Жизнь Алекса была, оказывается, так насыщена событиями, что я просто не могла поверить, что это действительно происходило с одним человеком.
Мое детство было настолько неинтересным по сравнению с его, что даже не хотелось вспоминать. В нем не было ничего, что вообще можно было кому-то рассказать. Родители отца умерли рано, а бабушка и дедушка с маминой стороны жили в далеком Иркутске, поэтому виделись мы с ними очень редко. Когда-то мама приехала в город на Неве, чтобы получить образование. Она отучилась на факультете истории в Питерском Государственном Университете, потом осталась там при кафедре, защитила диссертацию и до сих пор преподает в нем, обучая студентов истории и естествознанию. Когда-то она подавала большие надежды, ее приглашали за границу в команду ученых при Музее естествознания в Париже. Но она осталась. Как потом говорила, муж не хотел уезжать из страны и тем более отпускать жену и дочь одних. Мне тогда было совсем мало лет, пять или шесть. Мама в то время как раз писала диссертацию. Помню, что она постоянно сидела в библиотеках и всегда брала меня с собой, так как оставить ребенка ей было не с кем. Поэтому мир книг был для меня знаком с детства.
Все каникулы я проводила в Питере или его пригороде. Москва была единственным интересным городом, кроме, конечно, Питера, который мне удалось увидеть. И то это случилось лишь в прошлом году, когда я стала победителем в тематической олимпиаде между питерскими вузами. Меня включили в команду, которая представляла наш город на общероссийском слете студентов. Так мне и удалось посмотреть столицу. Вот и все. Именно поэтому наша поездка на Алтай для меня была серьезным испытанием.
Хорошо еще, что самолет не вызвал у меня приступа паники. Все-таки детский опыт полетов в Иркутск к родственникам оказался как нельзя кстати. Я лишь дважды была на родине мамы, один раз мне было 7, а второй раз-14 лет. Скорей всего видеться раз в семь лет было для них вполне достаточно. Мне пришло в голову, что согласно моей теории, через два года мы снова должны будем с ними встретиться. Все-таки моя семья была не самая дружная. Мы все умели прекрасно обходиться друг без друга. Мне снова стало стыдно перед мамой. Она была единственным преданным человеком, а я так бесцеремонно разбрасывалась ее любовью. Я поклялась, что больше никогда не обману ее и не заставлю волноваться. Часто я слышала через дверь, как она потихоньку жалуется подругам, что ее жизнь не удалась — с мужем не сложилось, карьера, о которой мечтала, не получилась, а дочь скоро совсем вырастет и уйдет. 'Мамочка, я больше никогда не буду такой эгоисткой', - пообещала я.
Читать дальше