— Слушай, — вмешался бармен. — Фрэнк запросто передумает эти машины. Он уже делал это в начале войны, когда другие его способности еще не были раскрыты.
— Фрэнк не станет этого делать, — повторил Вилли День. — Сколько людей просили его о помощи, не меньше миллиона. Всем известно о его способностях.
— Но здесь-то его родной город, — возразил Шустрила. — А это все меняет. Он собрался здесь жить. Он желает, чтобы мы пели ему дифирамбы, вспоминая о его заслугах. Вот что он хочет. Вот почему вернулся.
День несогласно покачал головой:
— Фрэнку некуда больше идти. В этой стране он знаменитость номер один. Его не оставят в покое. Думаю, он хочет найти тишину и покой.
— В таком случае, его великий мозг просчитался, — сказал Метис.
— Пойдем отыщем его. — Шустрила сложил «Таймс». — Попытка не пытка.
— Возьмем с собой квинту виски, — предложил Стэн Дилижанс. — Он сделает глоток-другой — глядишь, и подобреет.
— Отличная мысль.
— Квинту самого лучшего, Джо.
— Кто платит?
— Это твой взнос. Мы ведь все в деле?
— Думаю, да, — согласился бармен и сунул бутылку в бумажный пакет. — Идешь, Вилли?
— Нет.
— Почему?
— Потому что вы, парни, явно спятили. Вот так просто подвалите к Фрэнку? Ой будет беда. Кому-то будет больно.
— Ты просто трусло, Вилли, — сказал Затычка.
Мария Ганц увидела Гиббса, когда тот поднимался по улице, и успела переодеться в свежевыглаженное ситцевое платье, причесаться и подкрасить губы.
Она распахнула перед ним входную дверь.
— Добро пожаловать, Фрэнк!
— Привет, Мария. Как дела?
— Прекрасно. Думаю, немного подросла с тех пор, как ты уехал.
— Да, подросла. Тогда ты была совсем еще девочка…
— А сейчас?
— Сейчас красавица. — Гиббс нервно кашлянул. — Твоя мать здесь?
— Она в больнице. Опять боли в животе.
— Мне очень жаль.
— Она держала твою комнату всю войну, как ты и просил. А я вытирала там пыль каждый день. В ней все осталось по-прежнему.
— Отлично, — сказал Гиббс. — Пожалуй, я поднимусь наверх…
Но он остался на месте. Мария наполовину загородила дверной проем, так что ему пришлось бы протискиваться мимо нее, чтобы войти внутрь.
— Простыни чистые, свежие, — сказала она. — И я убедилась, все на своих местах.
— Спасибо.
— Я знаю, как ты относишься к своим вещам. Я никому не разрешала их трогать.
— Хорошо, спасибо.
— Ты выглядишь усталым, Фрэнк. Ты должен немного развлечься. Сходить на танцы, и вообще.
— Хотела бы потанцевать со мной?
— Конечно хотела бы, Фрэнк.
— И тебе не будет… неуютно рядом со мной?
— Конечно нет, что за глупость!
Наступила неловкая пауза. Потом Мария спросила:
— Чем планируешь заняться, Фрэнки?
— Ничем особенным, — сказал Гиббс. — Хочу немного порисовать…
— Порисовать? Ты?
— Да, я. А что?
— Но, Фрэнк, ты же можешь зарабатывать миллионы!
— Я просто хочу немного порисовать.
— Ну да, можешь себе позволить, — согласилась Мария. — Наверняка же на войне хорошо платили. Могу поспорить, ты получал больше, чем генералы. И это справедливо — с учетом того, что ты сделал.
Гиббс неопределенно улыбнулся, протиснулся мимо нее в дверь и начал подниматься по лестнице.
— Фрэнк…
— Что, Мария?
— Не хочу докучать прямо сейчас, да и вообще не люблю просить…
— Может быть, позже? — Гиббс стал подниматься быстрее.
— Фрэнк, это насчет моей матери. Не думаю, что в больнице ее вылечат. И лечение очень дорогое! Невероятно дорогое.
— Доктора знают, что делают.
— Ты не вылечишь ее, Фрэнк?
Гиббс повернулся на лестнице:
— Я не могу.
— Знаю, можешь. Ты вылечил у матери опухоль тот раз. Она не должна была никому рассказывать, но я ее дочь…
— Я завязал! Все это в прошлом. Теперь я обычный человек и собираюсь стать художником.
— Фрэнк, ну пожалуйста, — взмолилась Мария, — тебе же достаточно щелкнуть пальцами.
— Как ты не понимаешь? Я не могу быть третейским судьей. Не могу выбирать. Если я дам одному, то должен дать всем. А я не могу дать всем. Когда-то я выполнял все, о чем меня просили. Но я устал быть не таким, как все. Теперь я принадлежу самому себе и просто хочу жить как остальные!
— Так ты не поможешь? Всего-то щелкнуть пальцами.
— Я не могу!
— Не думала, что это тебя так смутит. Особенно после того, что ты сделал.
Гиббс побледнел и впился в Марию глазами.
— Конечно, ты можешь убивать, убивать, убивать, если тебя попросит важная шишка. Но ты не вылечишь обычную болезнь. Не буду я встречаться с таким уродом! — Мария сорвалась на крик.
Читать дальше