Максим Далин - Тракт. Дивье дитя

Егорка купил сайку и вышел из трактира. И едва он оказался на улице, как тревога выпустила все когти и впилась в душу: у водопоя что-то бурно обсуждала целая сходка мужиков и баб.

– Совсем, родимые мои, рехнулся, – сморкаясь в платок, причитала толстая баба, округлив опухшие глаза. – Только и слов, что «Господи, помилуй», да так бает, как взлаивает – гав, гав…

Прочие почти ее не слушали.

– Страх какой…

– Сила в ём нечистая. Нечего было в лес без креста ходить!

– Дак с крестом был, родненькие! Вот вам как на духу, был крестильный…

– Бабку Лукерью звать, да отлить свинцом, она мастерица…

– Куды! К отцу Василию, святой водицы испить, да…

– Надеть шлею с потного жеребца да вожжами бы…

– Архип-то сказывал, там не один был, а целая артель, слышь-ка, один другого краше…

– Да люди ж добрые! – крикнул Егорка, перекрывая все голоса. – Что сделалось-то? Кто скажет-то мне?

И почему-то никто не усомнился, что Егорка спрашивает в своем праве. Ему ответили.

– А Филька-увалень ума решился. Караулили лес с Архипом Конаковым – а там леший…

– Какой леший, ври! Толпища целая нечистых-то, чуть не удушили! Архип, слышь-ка, отмолился да отплевался, а Филька на них глядел да и спятил с катушек долой.

Егор присвистнул. Его бледное лицо побледнело еще больше.

– Тетя, – сказал он, обращаясь к толстой зареванной бабе, – Мне б взглянуть на него.

Баба сразу перестала причитать и ее лицо, глаза и вся поза выказали такую враждебность, что даже ее старые товарки попятились в стороны.

– Ах ты, бесстыжая рожа! – взвизгнула она, вскидывая кулаки. – Что это – балаган, что ль, глядеть-то тебе!? Молодой парнишка мается, мать места не находит – а ему все б забавляться! Куды! Чтоб вам пропасть, таким!

– И не говори, и не говори! – подхватила бабенка помоложе, которую соседки звали Занозою и не без оснований. – Им бы лишь бы…

Договорить ей не удалось – Егорка поймал ее за руку и зажал ее рот ладонью, спокойно, мягко и четко. Заноза была так поражена, что на миг замолчала.

– Тетя Маланья, – вставил Егор в кусочек получившейся относительной тишины. – Я не любопытствую, я умею испуг отливать.

Баба услыхала и удивилась, приподняв белесые бровки.

– Во, знахарь, – ухмыльнулся Лука, мужик тощий, сутулый, с носом уточкой. – Ворожей, что передок без гужей. Ты гляди, Маланья, он те наворожит…

– А чего? – хохотнул Голяков Петруха. – Он слово знает. Эвон, Лаврюшка-то Битюг, люди бают, в руки к нему, как в капкан, попался! С бесями знается, так пусть и сговорит с дружками своими!

Вокруг замолчали и попятились. Егорка улыбнулся.

– Ты, Петруха, сам понял, что сказал-то?

– Что сказал, то и сказал, – огрызнулся Петруха, но глаза отвел.

– Мне чертозная не надо! – заявила Маланья.

– Я помочь могу, – сказал Егорка. – Но не стану, коли не хочешь.

Маланья замотала головой. Лица вокруг выражали такую смесь страха и злости, что Егорка понял, как надежно забыт теплый вечер со скрипкой. Лешие вытеснили из голов сельчан дружелюбие и здравый смысл. Страх убил доверие.

– Я на ведьмака похож? – спросил Егорка.

– А кто тебя знает, кто ты есть? – прищурился Лука. – Пришлый незнамо откуда, незнамо зачем… Чай, пока тебя черти не принесли, и леших никаких не было…

Егорка потерянно огляделся – и увидел, как, легко распихивая толпу и широко ухмыляясь, к нему идет Лаврентий.

– Во дурь-то да глупь матушка! – насмешливо бросил он, подходя. – Ты, Петруха, чего-то про меня плел, али послышалось мне?

– А чего! Марья бает, что заморыш этот тебя вечор за руки схватил – ты и рыпнуться не мог! – Петруха победно осклабился. – Откуда силы-то в ём столько?

– Чай, завидно? – Лаврентий хохотнул. – Чай, обидно, что сторонский парень на кулачки драться не охотник, да мог бы спроть Битюга выйти, а ты охотник, да в коленках слаб?

Страх растаял в воздухе. Егорка был готов обнять Лаврентия.

– Никак, правда, есть силенки, а, цыган рыжий?

– Нет, слышь, от ветерка гнусь, зато слово знаю. Только спроть Лаврентия поможет слово-то?

Лаврентий дружески хлопнул Егорку по спине. Лошадь, вероятно, завалилась бы на бок от такого удара, но Егорка лишь чуть подался вперед. Мужики восторженно заулюлюкали.

– Не охотник, ишь! Чай, талан не пропьешь!

– Не, Егорка, ты приходь в воскресенье, потешь душеньку-то…

– Да приду я, приду… Придется прийти-то, куда мне спроть мира-то… Только неохота мне…

– Ох, уморил, неохота ему!

– Ну-ка, музыкант, дай-ка руку-то… Ишь ты, от скрипки, что ль, твоей?..