Наталия Осояну - Завеса теней

Сам кошелек остался с виду таким же пустым, как раньше.

Покончив с ночным кошмаром, Эльмо перевел дух и попытался навести порядок в мыслях.

…итак, всё очень просто.

Два — или уже три? — дня назад он преодолел перевал Одиночества и оказался в Риорне — в стране, где магия под запретом, и первый встречный может попытаться его убить, чтобы получить потом награду от короля.

Ему не повезло. Первым встречным оказался инквизитор.

Они долго шли, не останавливаясь — вернее, Эльмо шел, а инквизитор ехал верхом. Церковник казался сделанным из железа — настолько он был вынослив и молчалив. Поначалу Эльмо пытался его разговорить, но очень скоро убедился, что это невозможно. Потом ему стало не до разговоров. Будь в его распоряжении магия, Эльмо бы что-нибудь придумал, но без помощи чародейства приходилось рассчитывать только на собственные ноги. Сильнейшее заклятие не только лишало его возможности колдовать: стоило расстоянию между ним и инквизитором превысить пятнадцать шагов, как Эльмо начинал задыхаться.

Пленнику много раз казалось, что силы его вот-вот иссякнут, но он шел, бездумно переставляя ноги, не замечая ничего вокруг, шел, хотя сапоги натерли ноги до кровавых мозолей, а в горле пересохло, шел…

И шел…

Шел…

…и теперь он лежит на каменном полу, под дверью комнаты, где на чистой постели отдыхает молчаливый инквизитор Иеронимус. А ещё где-то в будущем виднеется костер на главной площади Вальтена, но эту мысль чародей торопливо прогнал — иначе в самую пору было завыть от тоски.

— Может, выйдешь из тени? — негромко поинтересовался Эльмо.

За углом коридора послышался шорох — и девушка в темно-зеленом платье, сняв со стены факел, подошла ближе.

— Я тебя запомнил, — проговорил пленник, расслабленно облокачиваясь на дверь. — Ты сидела по правую руку от нобиля.

— Я его дочь, — тихо сказала девушка. Её темные волосы были уложены в затейливую прическу, а красивое, но бледное лицо при свете факела казалось неземным. — Меня зовут Кларисса.

— Красивое имя, — он сдержал улыбку, зная, что она испугает дочь нобиля. — Не боишься, что я украду его и приобрету над тобой власть?

— Один человек рассказал мне, — загадочно произнесла Кларисса, — что магия имени нынче утеряна, и даже самые могущественные чародеи Ирмегарда не могут её возродить.

— Разве не опасно тебе даже произносить эти слова? — с иронией спросил Эльмо. — Чародеи… магия… Ирмегард…

— Можешь не опасаться за мою душу, еретик! — резко ответила девушка, и последнее слово прозвучало, точно удар хлыста.

Эльмо даже вздрогнул.

— Я тебя не боюсь, — сказала она, сощурив глаза.

— Зато я боюсь тебя , — когтистые руки чародея безвольно лежали на коленях. — Кто перед тобой? Животное. Косматое, хищное, опасное… страшное. А я три дня ничего не ел и измучен долгой дорогой до полусмерти… боюсь даже снять сапоги и посмотреть на свои ноги — не иначе, на них живого места не осталось.

— Ты уже почти труп, — она стояла у противоположной стены — гордая, красивая.

— Я бы сказал, пепел трупа, — серьезно уточнил пленник.

— Так чего же тебе бояться меня или кого бы то ни было? — усмехнулась Кларисса.

— В жизни всегда есть место страху, — он закрыл глаза. — И надежде тоже.

Долгое время оба молчали, потом Эльмо приоткрыл один глаз и спросил:

— Может, всё-таки задашь свой вопрос? Или тебе нравится здесь стоять?

Щеки девушки покрылись румянцем.

— А ты наперед знаешь всё, что я хочу спросить?

Чародей лукаво улыбнулся и промолчал.

— Хорошо, — от напряжения у Клариссы заболела голова; она вытянула шпильки, и длинные черные волосы рассыпались по плечам. — Я хотела… спросить… правда ли, что вы верите в Единого, но…

Эльмо смилостивился и ответил прежде, чем ей пришлось произнести вслух слова, за которые вполне можно было попасть на костер:

— Правда. Чистая правда. Мы верим и в Единого, и в Стражей. Но Единый слишком далеко, и молитв не слышит — ни наших, ни ваших.

Кларисса ошеломленно уставилась на него:

— Как это?

— На границе Великого леса есть храм Радуги… или, вернее, дом Радуги — так у нас принято говорить, — он говорил очень тихо. — В этом Доме нет ни одной вещи из золота или серебра, ни одного драгоценного камня — только камень и дерево. В главном зале есть девять колонн, и если обойти их все, то можно прочитать вот что…

Эльмо набрал воздуха и заговорил нараспев:

— Он, Единый, сотворив земную твердь и воду, а также небо над ними, закрепил в небе Чашу Равновесия, поставив двоих Стражей удерживать её. Были Стражи ликом прекрасны и подобны Ему, но один был светел, а другой — темен. И наделил Он Стражей силой творения и повелел им населить земную твердь — остров в океане, именуемый Сэнгэр, что означает "Одинокий", — живыми существами по воле и разумению своему, но велел не создавать людей, ибо заберут люди большую часть силы творения, и станут Стражи их рабами. Но ослушался темный Страж. Посчитав, что если сотворить людей из того, что уже было создано Им, то можно обойти Его запрет, создал он из серебра Лунную Женщину — и светлый страж, чтобы не нарушить Равновесие, создал из золота Солнечного Мужчину. А когда полюбили друг друга Солнце и Луна, родились у них дети из плоти и крови — то были Майя и Майар, первые люди. Стражи поняли, что ошиблись, и что сами себя за неповиновение наказали — сила их в час рождения первых людей уменьшилась наполовину. И Он, узнав об этом, вознес Солнце и Луну в небеса, поставив по разные стороны мира, чтобы никогда они не смогли больше встретиться, а Стражей оставил прикованными к Сэнгэру и к людям, чтобы поняли они: за тех, кого сотворил, ты навсегда в ответе. Ударила молния в одинокую землю, и отделились от неё другие земли — так появилась Южная тысяча островов. Но Майя и Майар остались живы, и от них пошел род людской. А Стражи с той поры охраняют не только Чашу Равновесия, но и врата Радуги, сквозь которые из мира в мир иной проходят души умерших людей — так будет вечно!..