Филис Каст - Избранная луной

– Кто-нибудь еще оспаривает мое право зваться Заступником?

Люди падали на колени среди окровавленных, умирающих Стражниц. Верный Глаз запоминал каждого, отмечая про себя, кто остался, а кто скрылся во мраке ночного Города. Он радовался, что остались молодые. И радовался, что Черепаха и другие старики убрались прочь.

Вот и прекрасно. Не нужны здесь дряхлые и немощные.

– Мы признаем тебя! – раздался чей-то голос, за ним – другой, третий. – Признаем! Признаем! – подхватил Народ.

Верный Глаз, наслаждаясь славой, благосклонно улыбался Народу, а голова шла кругом от неисчислимых возможностей, что таило будущее.

Высоко в ветвях завозилась самочка. Отползла от спавшего рядом брата – из всего выводка лишь им двоим осталось выбрать себе спутников. Повела носом в его сторону, вдохнула уютные запахи родного логова, матери, сырой крольчатины, которой оба недавно поужинали. Крупный щенок-мальчик засопел, зевнул, привалился боком к сестре и, прикрыв лапой нос, снова задремал. На секунду и самочка почти отдалась сну, но зов снова дал о себе знать, на сей раз настойчивее.

Нельзя спать. Надо найти того, кто станет ей спутником, товарищем на всю жизнь.

Вход в ясли был закрыт от холода, наступавшего в час длинных теней. Самочка уселась под дверью и дважды тявкнула – не по-щенячьи, как до сих пор, а по-иному, звонко, отрывисто. В укромном закутке у входа тотчас проснулся дремавший человек и встрепенулась большая овчарка, свернувшаяся у его ног.

– Наконец-то! – радостно воскликнул Опекун и, потрепав свою овчарку по холке, отвязал и сдвинул в сторону занавес из шкурок, служивший дверью в ясли. Радость его передалась и самочке. Глядя ему в глаза, она замерла в ожидании, трепеща всем телом. Человек с улыбкой дал ей команду, самую важную за всю ее щенячью жизнь:

– Ищи!

Самочка тут же выскочила на узкий мостик и помчалась вперед. Когда Опекун с овчаркой обогнали ее, мужчина крикнул:

– Самочка выбирает спутника! Время пришло!

В Племени не утихали споры, как щенок выбирает в спутники того или иного человека. По внешности? Или по запаху? Может, это судьба или же случай волшебным образом определяет выбор? Если бы можно было хоть ненадолго, прямо перед выбором, заглянуть в душу щенка, сторонники всех точек зрения с удивлением обнаружили бы, что в каждом из предположений есть доля истины – но лишь доля.

– Посторонись! Посторонись! Самочка выбирает! – Опекун, сложив руки рупором, предупреждал людей, которые не спеша разбредались по гнездам, любуясь красками заката, вдыхая сытный дух кушаний, еще не зная о молодой самочке, что неслась бесшумно вдоль извилистых проходов, ведомая заветной целью.

– Это же самочка! Она выбирает спутника! – Крик подхватили, и люди Племени высыпали из теплых гнезд, с любопытством наблюдая за щенком, ускорявшим бег.

– Светильники зажгите, а то свалится с моста, так и не успев сделать выбор! – прогремел чей-то голос, и ярким цветком заалел факел, а солнце садилось, и все длиннее становились тени.

Пока щенок несся по по воздушным мостам, соединявшим жилища-гнезда, за ним следило все Племя: те, у кого уже были спутники-собаки, понимающе улыбались, а те, кто жил пока без спутника, смотрели с ожиданием и надеждой.

Очень скоро, почти сразу, вслед щенку заиграла музыка. Вначале – совсем тихая: лишь барабаны мерно постукивали в такт топоту щенячьих лап по дощатому настилу. Затем к ударным присоединилась флейта и струнные, и, наконец, в едином порыве взмыли вверх хрустальные женские голоса:

Под сладкие звуки священного гимна Племени самочка добралась до подъемного моста и стала ждать, нетерпеливо перебирая лапами и взлаивая, будто поторапливала музыкантов, а заодно и тех, кто управлял мостом.

– Она не может даже дождаться, когда мост опустится до конца! – крикнул Опекун. Он пытался удержать щенка за загривок, но не успел – самочка, собравшись с духом, сиганула с моста, не успевшего опуститься. Раздался всеобщий вздох облегчения: она не упала с высоты полсотни футов на землю, где ее ждала бы верная смерть, а приземлилась на другой конец моста и выбралась на широкую безопасную площадку.

Музыка и пение смолкли. Двенадцать женщин, молодых и постарше, ухаживали за священными папоротниками – поливали их, подрезали, с песнями и молитвами. При шумном появлении молодой овчарки и ее свиты все женщины, кроме одной, повернули головы, приветствуя щенка. Те, с кем рядом находились собаки, заулыбались. Взгляды их потеплели, руки невольно потянулись приласкать своим любимцев. У четырех молодых женщин не было спутников. Все они были еще очень юны, зим по восемнадцать, не больше. Они следили за щенком затаив дыхание, в радостном ожидании.