Дмитрий Казаков - Черные руны судьбы

Но Эрвин не слушал очередную байку старого возчика, он вертел головой, чтобы увидеть как можно больше: аккуратные палатки гвардейцев, рядом с которыми стояли часовые; ставку герцога, где меж прочих шатров выделялся один, розово-лиловый, как небо за закате, а над ним реял огромный флаг; катапульту, влекомую упряжкой из полудюжины могучих быков.

Сенешаль ре Таллер оказался дородным мужчиной с голосом, похожим на рев, и привычкой орать на всех, кто под руку попадется. Под его крики возчики забегали, от ближайших костров нагнали ополченцев, телеги начали разгружать и распрягать.

– Ты иди к своим лекарям, – сказал Аксинь. – А то и тебя притянут к делу, а вечером заходи, если чего…

Выстроившиеся кругом белые шатры располагались на вершине холма, соседнего с тем, где поднял знамя правитель Фавилы, и от них был виден лагерь, пахучий и шумный, а также уходящее в другую сторону обширное поле, и лес на горизонте.

Здесь Эрвина встретил очень худой и бледный мужчина в желто-багровом балахоне.

– Ты кто такой? Что надо? – спросил он, взмахнув вырезанным из дерева жезлом, и на груди его колыхнулась золотая подвеска, изображавшая хищную птицу с раскинутыми крыльями.

– Господин герцог повелел мне прийти сюда, дабы оказать помощь лекарям, – ответил юноша с поклоном.

– А, вот как… – бледный прищурился. – Против его приказа я, скромный служитель Сияющего Орла, не пойду, но помни, ты, последователь того, кто самовластно объявил себя богом, что если только ты начнешь проповедовать свое мерзостное учение, мигом вылетишь отсюда.

И он сделал тот знак, который Эрвин впервые увидел в исполнении Корделии – жест, означающий священные когти.

– Да, господин, я понял, – сказал он, думая, что Вечный посылает ему очередное испытание: не просто богохульника, а воинствующего противника истинной веры, того, кто при удобном случае воздвигнет на нее гонения.

– А, надеюсь, – бледный снова взмахнул жезлом. – Меня зовут Фардиг, я здесь всем распоряжаюсь, милостью Сияющего Орла, мои приказы исполнять в первую очередь, но слушаться всех, кто носит одежды лекаря. Для начала отмой горшки, они вон там, у ближнего шатра…

Эрвин поклонился и принялся за дело – работы он не боялся, даже самой тяжелой.

Вскоре понял, что народу на попечении лекарей предостаточно, хотя битвы еще не было – один воткнул себе в бок собственный меч, второго потоптала сбесившаяся лошадь, несколько копейщиков отравились тухлым мясом. Едва юноша покончил с горшками, его приставили щипать корпию, затем оказалось, что нужно срочно выстругать новые шесты для одного из шатров…

Закрутился, и о приглашении Аксиня вспомнил только поздно вечером, когда отошел в сторонку, чтобы помолиться. Подумал, что не знает, где искать старого возчика, да и сил на то, чтобы ходить по гостям, не осталось.

– Вечный простит, – сказал Эрвин, и опустился на колени.

Ночевал в одном из шатров, на подстилке у входа, а поднял его Фардиг, постучав посохом по плечу.

– Хватит валяться, – сказал он. – Пора за дела.

Работы оказалось не меньше, чем вчера, и Эрвин едва нашел время, чтобы прочитать утренние молитвы. О Корделии вспомнил только, когда наколол дров, и с радостью подумал, что благой творец мира внял просьбам – сердце болело, но уже не так сильно, и рыжие кудри мерещились часто, но не постоянно.

После завтрака, почти такого же скудного, как в монастыре, но куда более торопливого, юношу отправили к сенешалю за какими-то мешками, но он не успел даже отойти от шатров. В лагере надсадно взвыли трубы, забегали люди, и Фардиг, размахивая жезлом, заорал:

– Боевой сигнал! Все на место!

Сердце Эрвина дернулось, и он заторопился туда, где лекари спешно вынимали из сундуков инструменты.

– Явился? – бросил старший, толстый, с вислыми усами и лысиной до затылка. – Будь под рукой, но под ногами не путайся, ясно?

– Да, господин, – привычно ответил Эрвин.

С того места, где он стоял, было видно, как войско торопливо покидает лагерь и, огибая холм, выходит на поле. На горизонте, около леса, тоже что-то двигалось, но пока не удавалось разглядеть, что именно.

– Помолимся, помолимся Сияющему Орлу за победу воинства нашего! – громогласно воскликнул Фардиг, и скривился, стоило его взгляду упасть на Эрвина. – Последователь же ложного бога обречен молчать!

Юноша дернулся, собираясь возразить, но сумел сдержаться.

Молитва оказалась краткой, и лекари вновь разбежались готовить снадобья, бинты и лежаки для тех, кого скоро понесут с поля боя. Старший же выбрался из шатра, и встал рядом с Эрвином, то и дело подергивая себя за ус.