Дарья Орехова - Амулет для ведьмы

Алин ерзал на стуле и поминутно утирал пот со лба. С полчаса он с помощью аж троих храмовников убеждал неизвестно откуда взявшегося на этой планете чудовищных габаритов мужика, больше всего сейчас походившего на рассвирепевшего медведя, что сожженный дом не был умышленным убийством, и что огонь замышлялся как очищающий от заразной болезни, по воле рока угнездившейся в вышеозначенном помещении. Такие костры пылали во всех уголках деревни и великан не возражал против их оправданий, он вообще за все это время слова не сказал в отличие от своего молодого друга, который от негодования разразился пламенной, но отнюдь не цензурной речью. То, что ему удалось выговориться, к сожалению, не помогло, так что теперь он раздраженно ходил туда сюда на заднем фоне. Гигант же просто молча испепелял присутствующих взглядом. От всего перечисленного храмовники дрожали, покрывались потом и раздумывали о бренности жизни, уже всерьез помышляя уйти в отшельники, дабы всю оставшуюся жизнь замаливать свои грехи.

К вечеру стража окружившая деревню заметила бредущую по дороге женщину. Она шла, сгорбившись, совершенно одна. По впалым щекам текли слезы. Она что-то постоянно шептала, заламывая руки и с отчаянной надеждой глядя вперед. Подойдя к патрулю, она попросила пропустить ее, ведь у нее здесь остался ребенок. Стражники не сразу поняли — женщина не могла сдержать рыданий. В конце концов, в ней узнали жену сборщика податей и пропустили, растеряно смотря ей вслед, как она, спотыкаясь в истерике, из последних сил плетется по деревенской улице. Один из них не выдержал и, плюнув на приказ, догнал ее, взял под локоть и повел к храму, где сейчас мог скорее находиться ее ребенок, если, конечно, он был еще жив. Никто не остановил его. Стражники поскорее отвернулись.

Алин сидел у кровати своей возлюбленной, благоговейно стискивая ее руку. Он была еще слаба, но благодарно улыбалась ему. Знахарь, нашедшей в себе силы приблизиться к постели больной, с удовольствием констатировал, что хворь отступила. Топор, висящий над его головой, оказался хорошо привязанным, и он беззаботно радовался, что за свой "героизм" ему не придется платить. Лиру сказала, что, если у них родится девочка, они обязательно назовут ее в честь Сэлли, и заснула крепким целительным сном. Алин остался рядом.

Хождение сквозь огонь, продемонстрированное чужаками, переполнило чашу сомнений храмовников. Бросив пререкания, они объявили временный союз с немногочисленными магами и осенив себя знаками веры (исподтишка и магов осенив), бросились утешать страждущих, решив, что читать молитвы во исцеление действеннее прямо рядом с объектом исцеления. Дыша одним воздухом с больными, они днем и ночью по капелькам возвращали сначала надежду, а потом и саму жизнь, исполняя волю своего бога. В итоге все маги и большая часть храмовников перезаразились. Но с тех пор никто не умер. Через два месяца болезнь окончательно покинула истерзанную деревню. В память о погибших общими усилиями возвели еще один храм.

— Готово, — не очень жизнерадостно заключила Линда и подала Сэлли зеркало. Смотрелось еще ужаснее, чем обычно. Теперь можно было спокойно приходить в кошмары к добрым людям. Непослушную огненную гриву пришлось отстричь, и теперь она была похожа на мальчика. Кожа на левой щеке возле уха производила дискомфорт и отвращение. Только веснушки исчезли под равномерной красной окраской остального лица.

— Что-то мне как-то погано.

— Ты спасла жизнь Лиру. Ты должна гордиться собой.

— А я и горжусь, не сделала гадость, вот теперь сижу и горжусь. — Проворчала Сэлли. — Меня тошнит от этого места. Завтра же уезжаю. Хотя нет, прямо сейчас, только поставлю в известность свое сопровождение, а то опять будут бегать по округе, страх наводить. Где рыжая, где рыжая. — Сэлли вскочила и развила бурную деятельность по сборам, чтобы хотя бы не разреветься.

— Сэл, — тихонечко пропищала Линда. — А не могла бы ты… взять меня с собой.

— С собой? — от удивления Сэлли задела вазу и та закружилась, плавно подбираясь к краю тумбы. — Куда взять? Со мной, между прочим, небезопасно.

— Пожалуйста, ты не знаешь, как плохо мне здесь жилось все это время.

— Пожалуйста, так пожалуйста, только если в тебя попадет какая-нибудь шальная стрела, или тебя начнут варить на бульон, имей в виду, я предупреждала!

Чаща, наконец, расступилась, и они выехали на мягкий весенний свет. Бывалый ехал впереди вместе с Берсенем, Сэлли с Линдой следом, и Костолом замыкал. Сэлли с интересом наблюдала, как Берсень во всем копирует манеры Бывалого, и не заметила появления неприметной серой птицы-посланника. Пернатый почтальон издал недовольный крик и приземлился на протянутую руку Бывалого. Отряд остановился и спешился.