Сет Дикинсон - Бару Корморан, предательница

И каждый вновь вспомнит: Ордвинн не подчинить!

На закате предводители восставших собрались на холме Хенджа. Князь Отсфир, исполненный скорби, смотрел на союзников пустым, безрадостным взглядом. Прочие, не сговариваясь, оставили рядом с ним пустое место, где мог бы стоять его друг.

– Как? – с мольбой в голосе спрашивал Отсфир. – Зачем? Он же был так мудр! Почему?

Но ни горе Отсфира, ни хриплый кашель, рвавшийся из обожженных легких Пиньягаты, не могли заглушить всеобщего ликования. Они опьянели от счастья, которое словно прокатывалось но полю битвы и гремело по всей Зирохской равнине. Каттлсон и Хейнгиль мертвы. Фалькрест – далеко. Падение Пактимонта – неизбежно. Любовь простых ордвиннцев к Бару Рыбачке, к дарованным ею золоту и хлебу, к ее проворному тощему Шакалу и победоносному клыкастому Волку – велика, как никогда.

Бару стояла в кругу совета выше всех и балансировала на плоском камне древнего Хенджа. Она взмокла от пота и измучилась, ее сапоги износились, а перчатки успели прохудиться, однако все взоры были устремлены на нее. Кроме одного. Вультъяг, плотно запахнув плащ, смотрела куда-то вдаль. Может, пыталась заглянуть за линию горизонта?

– Честная Рука будет провозглашена королевой, – произнес Зате Олаке. За время битвы борода его потерпела изрядный урон, и теперь он выглядел диковато. – Могут ли быть какие-либо сомнения на данный счет?

– Мои помещики живут на ее деньги, – изрекла Игуаке. Она сменила снаряжение для верховой езды на княжеский наряд и роскошные украшения – без всякой практической надобности. Наверное, то был своего рода безмолвный крик счастья. – Такой власти я не могу отрицать. Полагаю, она будет хорошим правителем.

– Верно, – прохрипел Пиньягата. – Мой народ славит ее имя. Возможно, она принесет нам мир.

И он улыбнулся. Казалось, на миг ему стало легче дышать.

Зате Олаке развел руками и повернулся к Бару:

– Кому же быть королем? Для объединения Ордвинна нужна династия. Я думаю, надо поискать короля вне наших границ. Будет ли им правитель стахечи? Или какой-нибудь ориати – даже не знаю, каковы их царственные особы?

Игуакке вздернула подбородок, несомненно, имея в виду своего сына. Пиньягата зашелся в долгом приступе сухого кашля. В пустом, отстраненном взгляде Отсфира не проявилось ни малейшей искорки интереса.

Бару продолжала возвышаться над ними, стоя на камне Хенджа – предвестнике трона.

«Кому же быть королем?»

Она могла бы продержаться еще немного. Доиграть роль до конца и спастись. Но сегодня – день поражений и побед, великих усилий, ведущих к будущему поражению или победе.

Она так устала и поэтому не сдержалась.

Бару позволила правде вырваться наружу.

– Моя рука привыкла к одному-единственному клинку, – заговорила она. – А если в руках лук, я выберу из колчана проверенную в деле стрелу. Я возложила самое тяжкое бремя на плечи одного человека. И он вознес нас сюда. На вершину. В моих глазах ты стоишь целого легиона, Тайн Ху.

Бару преклонила колено и протянула свою руку Тайн Ху.

Взгляд Тайн Ху вспыхнул в наступивших сумерках. Подойдя, она ухватилась за запястье Бару. Подтянулась, влезла на камень, встала рядом. Ветер подхватил ее плащ и хлопнул тканью, будто сказав свое – негромкое, но веское – слово. Тайн Ху одернула плащ резким движением, как будто натягивала поводья коня.

Они стояли вместе. Бару затаила дыхание, с кружащейся головой, чувствуя тепло плеча героини Зироха, услышала ее тихий шепот:

– Я смела надеяться.

Круг совета безмолвствовал.

– Что это значит? – нарушил общее молчание Отсфир.

– Еще не догадался? – ответил Зате Олаке. – Ладно, я тебя просвещу: теперь мы знаем, что толкнуло ее на бунт.

Пиньягата сощурился.

– Не вижу династии. Если только не ошибаюсь… – Голос его зазвучал грубее, в нем появилась насмешливая заботливость. – Но ты ведь никогда не говорила, что ты мужчина…

– Пойдемте, – хрипло проронил Отсфир. – Она сделала выбор. Теперь им держать их совет…

Недосказанным осталось: «…А нам – наш».

– Но она – наша королева, – возразил Зате Олаке. – Есть и другие способы зачать наследника. Ничего страшного не случилось.

– Помолчи, Лахта, – произнесла Игуаке. В ее голосе чувствовалась какая-то напряженность, но вовсе не злость. Возможно, радость, если судить по улыбке. – Подождем с вопросами до завтра. А они пусть побудут вместе.

Князья двинулись прочь. Лишь сбитый с толку Дзиранси топтался на месте, пока Пиньягата не потащил его за собой по склону холма. Следуя за Князем Фаланг, он оглянулся на Бару в великом смущении. Игуаке, шедшая впереди, рассмеялась с нескрываемым удовольствием.