Белые хлопья с неба падали почти каждый день. Однажды Вирлан пошутил, что это, мол, пепел от сгоревшего витара. Я не была точно уверена, что это все же было шутка — слишком уж много творилось боевых заклинаний. Мелких, острых, молниеносных в ударе и громоздких, оборонных. От них на руках брата оставались трудно смываемые пятна и серый налет на волосах как-то уж жутковато похожий на раннюю седину.
Вирлан подолгу пропадал в лабораториях, часто уезжал на границы, но всегда возвращался в дом дяди. Усталый, пыльный с дороги, в одежде пропахшей сгоревшим деревом и витаром он не тратил времени на отдых и тащил меня в тренировочный зал. Там, в комнате без окон и тепла, под перезвон срывавшейся с потолка влаги мы учились работать как единый механизм. Это было сложно, иногда травматично и опасно, почти всегда остаток свободного времени мы проводили в домашней лаборатории, отрабатывая мой целительский талант. Дядя все реже присутствовал на наших тренировках, больше пропадая в хитросплетении дворцовых коридоров и интриг. Я почти не видела его и в дни, когда брат исчезал по своим делам. Компанию мне составляли Азалар и старинные зеркала. Увиденное в них часто пугало. Нет, стекло больше не шло трещинами, отражая мертвенно-бледное лицо с желтыми глазами и губами, цвета запекшейся крови. Стоило мне привыкнуть к своему облику, и дорогим произведениям зеркальщиков больше не угрожала опасность. А смириться пришлось, потому как очень скоро стало ясно — напоминания о глупости долговременны. На то, чтобы исчезли все последствия необдуманного поступка уйдут не просто месяцы — годы. Что ж, за все приходится платить, а за глупость особенно дорого….
Изменившееся лицо досаждало не так сильно как молчаливая тень, не исчезавшая даже в наступающей темноте. Азалар с верностью достойной лучшего применения следовал за мной попятам и оставлял наедине с самой собой только в считанные часы. Тренировки с Рианом входили в то же время. Уж не знаю как это удалось дяде, но пес Комиссии смиренно оставался в каминном зале цедить свое вино, в то время как мы всеми силами старались разнести подземелье.
Я могла бы сказать, что жизнь после победы над тарлионцами стала хуже, но, если быть честной, то скорее она стала более…более скучной. Это однообразие, рутина и повседневщина вгоняли в сонное состояние, вынырнуть из которого с каждым днем становилось все сложнее. Тоска почти превратилась в отчаяние в тот день, когда я всерьез задумалась — а не заняться ли мне изучением Орейгрейна. Благо дракон был под надежной опекой Моргрейна и в мои руки не угодил. Зато не повезло Риану и за свободу пришлось расплатиться информацией о керсарах. Хотя, лучше бы я не спрашивала….
Керсары, наши камертоны, они рождались только для того, чтобы служить нам — Магистрам. Прямо или косвенно, добровольно или по принуждению, но их жизни клались к ногам Магов. Люди и иные народы; взрослые и дети; умные, расчетливые, наивные, доверчивые и безумцы; цари и слуги — любой, не рожденный Магистром мог попасть под учесть керсара. Такая судьба вела к одному — керсар, кем бы он ни был, всегда умирал за своего Мага. Исключений не было. И как сочувственно сказал брат, нарушить этот закон мироздания пока не удавалось никому. Естественно, я вознамерилась исправить данное положение вещей, только вот, увы, даже не представляла как.
Почти прекратившийся снег пошел с новой силой, скрывая за пеленой мир. Если прикрыть глаза можно было представить, что тишина вокруг это замершее время Тарлиона, а холодные касания снежинок — уколы магии дионов. Можно было помечтать о…
— Леди Велария, вам стоит пойти в дом. — Азалар своим голосом разрушил хрупкий иллюзорный мир свободы и, разумеется, радости не добавил. — Мы уже достаточно долго гуляем, а вы легко одеты.
— Мне не холодно. — Это было чистейшей правдой. Кровь скрога даже в самые лютые зимние дни грела не хуже согревающих чар, позволяя бродить по городу в осенней мантии. — А дома снова все одно и тоже. — Я шагнула за ограду и медленно побрела по выбеленной мостовой. Естественно, приставленный каратель поплелся следом. Ему явно не нравилась эта погода, но долг обязывал не оставлять меня без присмотра.
В тишине послышался веселый звон и сосульки, которые прохожие оставляли без внимания, разлетелись искристой крошкой. Надо же… хоть кто-то в этом городе отважился потревожить сонное оцепенение.
За стеной снега сложно было разобрать наглеца, но рост явно указывал на взрослого, а темные одежды и силуэт на мужчину. Стоило моргнуть, и человек уже исчез. Словно его и не было. А может, и не было его вовсе и это сонное сознание вознамерилось шутки шутить. Крошево льда вместо сосулек? Всего лишь случайность….
Читать дальше