— Одной?
— Я не говорил.
Если Ким и говорил, что все эмоции отображаются на моем лице, то сейчас я испытываю только одну эмоцию — страх. Страх не быть убитой, даже нет, а страх того, что у этого факта была вероятность. Я могу прожить еще несколько десятков лет в абсолютном страхе, обзаведусь манией преследования, но меня так и не убьют. Но они могут прийти за мной и завтра, и сейчас. Просто так никто ни за что не будет красть мое досье. Живой я им точно не нужна — я слепа, как крот, а значит — бесполезна.
Я не знаю, когда они явятся за мной. А незнание — оно топит тебя, затягивает похлеще любой трясины.
Всплесков наливаемого скотча больше не слышно — зато слышно, как Ким снова пьет. Наверное, уже из горла.
Пытаюсь нащупать его — он где-то рядом, но руки хватают только пустоту. Качаюсь. Думаю, что упаду. Но он меня ловит.
Быть слабой — отвратительно. И в жизни это моя самая навязчивая мысль: быть сильнее, чем обо мне думают. Быть волком в овечьей шкуре, чтобы все доверяли мне. Мне нравится водить людей за нос.
— Будешь собирать вещи? — спрашивает Ким, возвращая меня в вертикальное положение. Он не спрашивает, согласна ли я вообще уехать, не интересуется, что я об этом думаю. Вот так просто — будешь собирать?
Я киваю. Руки до сих пор дрожат, а сердце начинает биться быстрее. Врачи называют это волной внезапного страха, когда чувствуешь, ощущаешь, предчувствуешь что-то омерзительное. Возможно, даже со смертельным исходом.
— За кроватью рюкзак. В ванной на верхней полке большая косметичка. И одежды. На твой вкус.
Мне нравится давать Киму указания, нравится чувствовать, что он у меня мальчик на побегушках. Сделает, как я сказала, просто потому, что я буду делать это в десять раз дольше.
Ким фыркает, но все же уходит. Слышу, как у рюкзака расстегивается молния, как открывается дверца шкафа, а уже через четверть секунды закрывается. Чувствую, как он тянет меня за запястье.
— Пошли, — бормочет он.
И вытаскивает меня на улицу, даже не закрыв входную дверь.
…
На улице холодно — щеки и нос жжет легкий мороз. А дождя уже нет — только бесконечные лужи под ногами, и ноги мокнут.
Ким сажает меня в машину, резко, неаккуратно, как будто забывает, что я не вижу. Не клюет на мою удочку.
Мотор заводится с первого раза, и автоматически включается проигрыватель. Музыка легкая, классическая, как я люблю, вот только на Кима это не похоже.
— Почему? — спрашиваю. — Ким, почему ты помогаешь мне?
Я поворачиваюсь к нему лицом — по дыханию предполагаю, что там, по другую сторону от меня, на водительском сиденье и вправду Ким. Но я не уверена. Музыка, спокойствие, молчание — не похоже на него.
Он вздыхает тяжело, как столетний старец. И он не выспался — я чувствую, потому что тормозит он часто и резко, будто вообще не смотрит на дорогу. В такие моменты я жалею, что не вижу, где находится ремень безопасности.
— Кесси, лучше не задавай лишних вопросов, а то я могу и передумать. Можешь поспать пока — ехать далеко, — говорит он
За окном какой-то сельский пейзаж — я не знаю — воображаю. Пахнет скошенным сеном, поэтому так думаю. Дождь прекратился уже давно, но после него осталось такое сладкое послевкусие и промокшие ботинки.
Похоже, что мне и вправду удается заснуть, потому что, проснувшись, понимаю, что капли снова барабанят по стеклу, и слышится только "вжик-вжик" суетящихся дворников. Я засыпаю и просыпаюсь много раз — мой сон беспокойный. И Киму, наверное, спать хочется гораздо больше, но я не могу предложить ему свою помощь: таким, как я, водительских прав не выдают.
Не могу определить, сколько времени мы вот так ехали. Возможно, несколько часов, а возможно, и несколько суток. Время стало каким-то резиновым, слишком сильно растяжимым. И снова засыпая, я загадываю про себя, чтобы больше не проснуться. Какая разница: умереть завтра или умереть сейчас.
Вся ситуация вообще была до боли комична, похожа на сценарий одного из малобюджетных голливудских боевиков. Я почти представляю: забитые до отказа кинозалы, семейные пары, шуршащие попкорном, и экран. Сначала экран черный, темный, на нем ничего не видно. А затем на нем появляется лицо молоденькой девушки, невидящим взглядом уставившейся прямо в лицо своего убийцы, какого-нибудь слащавого злодея.
У всех сердца прячутся в пятки, по залу проносится удивленное "оох", а на заднем плане появляется бравый ковбой. Мне хочется, чтобы это был Ким, но у этого героя темные волосы — не "пшеничные".
Читать дальше