О`Санчес - Зиэль

Верить… Как я могу верить, когда мне дано проверить? Вот, сделать вид, что верю – легко, это запросто. Приведу весьма распространенный случай: отслужил я положенное у герцога Бурого, наемником, воюя против его извечных удельных врагов, по-моему, против барона Камбора, или что-то в этом роде, получил отпуск, честно заработанную плату и еду себе, еду, верхом на… Сивке, куда-то на восток, забирая к северу, к теплым побережьям морским… Кстати сказать, именно в то странствие я и встретился вновь с моим будущим воспитанником, лопоухим мальчишкой Лином, будущим князем Докари Та-Микол, но пока не о нем речь. Да, точно, подо мной в те дни был мой любимый конь Сивка. И в каком-то кабаке кто-то углядел, как я лихо и безалаберно расстаюсь с золотыми монетами, шепоток к шепотку – сплотились лихие люди в ватажку с твердым намерением оставшиеся деньги у добра молодца отобрать, коли он не умеет с ними правильно обращаться! У добра молодца – это у меня. Но ратник черная рубашка (это я) – грозная и недобрая сила, будучи даже один, может накосить врагов и случайных зрителей в такие снопы и кучи – падальщикам хватит на месяц безбедной жизни, поэтому – что? Поэтому надобно либо обманом денежки вытянуть, либо, что гораздо надежнее, заманить ратника в ловушку. И конечно же, на ближайшем перепутье, подстроив разговор и удобный случай, одинокий паломник, или паломница, указывает мне верный путь в укромное место, где меня поджидают в засаде стреляльщики, душильщики и рубильщики…

Как человек простой, безалаберный и расточительный, я склонен помочь паломнику или паломнице, угостив их глотком воды, присоветовав целебную травку, поболтав о том, о сем, пожертвовав медяк, а то и кругель, в пользу высших сил… Поскольку я человек, то возможности мои к чутью и провиденью ограничены, я не знаю достоверно – врут мне, или действительно добра желают. Поскольку я защищен от любых напастей и злоумышлений, от кого бы ни исходили они, вплоть до демонов и богов, я могу себе позволить роскошь действовать как мне вздумается, например, поступать согласно сомнительным советам. И вот попал я к добрым людям в засаду, порубил на теплые куски всё, что шевелилось в мою сторону с оружием в руках, но… Мировоззрение мое не претерпело ни малейшего ущерба от столкновения с вероломством людским, я ни о ком из покойников не стал хуже думать, ибо заранее не верил в чистоту их помыслов и в правильность их слов, но потакал из простого любопытства, для развлечения! Да, поддаваясь на уговоры – я остаюсь прежним, и далее готов с открытым сердцем выслушивать от людей любую чушь, которою им вздумается меня нагрузить! Потому что: первое – я им заранее не верю, второе – я неуязвим!

Шляясь тысячелетиями по городам и селам империи, никогда я не пытался протолкнуться поближе к трону, никогда не был близок с императорским домом, ничему не учил и ни в чем не наставлял коронованных особ, однако, в вопросах веры, доверия и неверия, их взгляды, передаваясь по наследству, от отца к сыну, были и есть настолько сходны с моими, насколько это допустимо для смертных; тем не менее, они самостоятельно этому выучились. И недаром их династия оказалась столь живуча.

Бывало, конечно, не раз и не два случалось, что я попадал впросак, и что добрые напутствия мне и впрямь оказывались добрыми и бескорыстными, исходящими не от злоумышленников, а от людей, честно желающих мне помочь… Ну, так и что с того? Подобные ошибки с моей стороны, повторюсь, отнюдь не причина думать о людишках лучше или хуже. Но зато эти же мои ошибки позволяли и позволяют мне чувствовать ту самую сокровенную радость жизни – как хотите её называйте, растительную, животную – которой во многом лишены бессмертные боги, ибо те, по слабосердию своему, не способны оставаться в неведении там, где их ждет готовый ответ, стоит лишь десницей взмахнуть… или ресницей дрогнуть… А я не таков, у меня есть не только любопытство, чтобы тянуться к досужей истине, но и терпение, чтобы противостоять возможности сие любопытство мгновенно удовлетворять…

Пока я относил перепившегося старосту-кузнеца к нему домой, дождь ослаб, а потом и вовсе затих. Попрощавшись с остальными участниками пира, я вернулся к себе, умылся, разделся и даже лег в кровать – да, вот, сон не шел. Ну, оно естественно, потому что я никогда не сплю, а притворяться спящим в эту ночь смысла не имело, ибо не перед кем. И вспоминать ничего не хотелось. Может, поколдовать и попутешествовать духом своим над миром бренным?.. Рано, успею еще. В стотысячный, наверное, раз подумал, что не худо бы научиться писать стихи, раз уж люди их пишут… Представляю, как обомлели бы трубадуры, узнав – из под чьего стила вышли некие складные строки о чем-нибудь таком… глупом и сиюминутном… о любви, например, или наоборот, о разуме, или о природе… «Я прыгнул в небо соколом рассвета…» Дело только за самими строками, но – это позже, это когда-нибудь потом… Что толку ворочаться среди подушек? Я оделся, придал себе дополнительной незаметности (от насекомых, забулдыг, назойливых богинек – сугубо на всякий случай) и опять вышел на чистый воздух, ибо вздумалось мне побродить, погулять по предрассветным сумеркам восточного края мира… Я и ночь – нам хорошо.