Леа Дуэ - Корона с огненными шипами [ЛП]

После четвертого танца он сказал:

— У тебя есть поклонники, — урчал он, как хищник.

Лили постаралась сохранить бесстрастное лицо, но сердце колотилось в тугом корсете и ушах. Он знал, что Эбен был здесь?

Она вдохнула и подняла голову.

— Я — кронпринцесса Итурии. У меня много поклонников.

— Ммм, — его губы дрогнули в ухмылке и опустились, словно он устал. — Двое тут что-то искали сегодня.

Эбен и Ярроу.

— Интересно, что? — его урчание стало рычанием.

— Вы же не думали, что у меня нет друзей? Что меня никто не любит и не начнет догадываться?

Он нахмурился.

— Половина мужчин во дворце любит наследницу, а не тебя.

Это было частичной правдой. Ярроу заботился обо всех сестрах. Эбен был ее лучшим другом. Было до ее дня рождения, а потом все стало напряженным. Может, они с Тариусом были правы насчет Эбена, и заботился он не достаточно. Не так. Не так сильно, чтобы разрушилось проклятие.

Или Тариус боялся, что есть тот, кто разрушит ее проклятие. Если она рискнет.

Он заметил ее кольцо.

— Что это?

— Безделушка. От друга.

Он нахмурился. Тариус грубо передал ее высокому джентльмену и забрал Мару.

Девушки не отдыхали. Айви сидела в облаке серого платья на краю поляны. К счастью, Эбена не было видно.

Лили отчаянно хотела скрыться за кустами и найти его, объяснить все, но не осмеливалась. Подозрения Тариуса насчет нарушителей повлияли на придворных, которые не выпускали девушек. Одного не хватало. Хромого. Лили не видела его всю ночь.

В небольшой паузе между танцами партнер Лили оставил ее под свечами в клетке. Она едва перевела дыхание, и Тариус появился рядом с ней и повел в головокружительный танец. Он притянул ее ближе, и она была рада своему серебристому платью, похожему на броню. От него пахло… мылом.

Он не делился ею. Танцы сливались во тьму.

Дважды за ночь она вздрагивала, думая, что увидела лицо Эбена среди кустов. Каждый раз ее кожа вспыхивала. Что он подумает, увидев ее в странном платье и в танце с другим мужчиной? Часть ее хотела, чтобы он выбежал на поляну и потребовал у Тариуса отпустить ее, но он не мог подвергать их такой опасности. Никто его не заметил, и она убедила себя что это была иллюзия, что ее разум играет с ней.

Наконец, она уже не могла танцевать.

— Моим сестрам нужен отдых.

Тариус поддался и повел ее к краю поляны. Она хотела уйти сама, но ноги подкашивались. Его рука обвила ее талию, он поддерживал ее на тропе. Девочки шли следом по двое-трое.

Он отпустил ее перед аркой.

— Сегодня ты была покладистой, — сказал он, надежда и сомнения мелькали на его лице, как облака.

Он не видел облака. Или солнце.

Лили сжала руки, скривилась от боли не заживших локтей. Она не могла жалеть его.

Гвен ждала на повороте тропы, откуда следила за Лили и проходом в лабиринт. Она не показывала, прибыл ли Эбен. Он мог уйти без них?

Лили не могла думать о том, что его могли поймать.

Она прошла через арку, повернулась к Тариусу. Она задержится, чтобы дать Эбену время, но она хотела, чтобы Тариуса не было видно.

Он шагнул вперед, глаза сияли надеждой.

— Тебе не нужно уходить.

— Я не могу остаться.

— Я вижу твое смятение, — еще шаг. — Ты сомневаешься в себе, в своем решении, в своей способности выбрать того, кому доверишь сердце, — еще два шага. — Отдай его мне. Никто не захочет его. Никто не знает тебя так, как я.

Он знал ее неплохо, но не полностью.

— Останься со мной.

— Я… — она посмотрела на Гвен, та тряхнула головой, чтобы увидела Лили.

— Ты можешь покончить со всем сейчас. Скажи, что любишь меня, и твои сестры будут свободны. Мы сможем быть вместе.

Было ли это так просто? Он сказал, что ее проклятие разрушат только ответные слова любви. Что бы он ни ощущал к ней, этой любви не хватило бы на разрушение проклятия.

— Мы будем свободны, если ты ответишь, — искренне.

Еще три шага вперед. Он был очень близко к арке. Если Лили вытащит его из арки, что будет? Он не говорил, но, наверное, будет плохо ему, но хорошо ей.

— Я освобожу твоих сестер, — он отчаянно смотрел на нее. — Никакого проклятия, если ты присоединишься ко мне в моем изгнании.

Он придвинулся, она тоже. Он менял правила. Это заманивало. Но могла она обречь себя на жизнь во тьме, чтобы сестры жили в свете солнца? Гвен стала бы хорошей королевой, хоть она презирала эту мысль. А Бэй? Лили должна была как-то вытащить и ее.

— Не заставляй меня говорить это первым, Лили. Скажи, что любишь меня.