Отбыли из Браёрона после того, как северяне отпили огненного бри из одного меха, пустив его меж собой.
Путь лежал в гавань. Всюду, где появлялись всадники, на улицы высыпал народ, чтоб приветствовать и славить защитников Артума. Горожане следовали за правителем, собираясь, точно снежный ком — весь Сьёрг провожал сыновей Севера. Раш старался держаться рядом с Берном, но когда того призвал к себе Конунг, карманник нарочно придержал коня, чтоб забиться в хвост веренице всадников. В первом ряду ехал Конунг с Берном и жрецом Скальда, чья цепь со святым символом была отлита из красного золота. Несколько раз карманник чувствовал на себе волчьи взгляды Эрика — шамаи будто учуял неладное. Талах взял по правую руку от Хани, они ехали во втором ряду всадников, вместе с Фьёрном и двумя вождями, один из которого носил на броне гарцующего коня, второй — горную кошку. Хани и шамаи обменялись парой слов и Талах, как бы невзначай, коснулся ладони девушки — бледные щеки северянки расцвели румянцем.
Раш отвернулся, раздумывая, когда же эти двое успели настолько сблизиться. Еще не решив, что делать дальше с приказом владыки Севера, карманник знал наверняка, что не станет поперек дороги шамаи. А может так статься, Раш снова нашел взглядом Талаха, что он уже встал на его пути.
Горожане провожали воинов. Жрецы Велаша, испросили у морского владыки позволения выйти судам на воду. Раш несколько раз слышал недовольный ропот в толпе, мол, худое дело идти не узнав ответа, но никто не смел роптать в полный голос.
Драккары, под командованием своих вождей, прощались с берегом. Раша и Хани определили на корабль к Берну — красногрудое судно на три десятка весел, с забранным парусом багряного цвета. Раш слышал, что меж собою северяне звали кораблю "Красным медведем". В носу судна устроился отбивающий ритм и гребцы дружно дали веслам воды.
Только к концу дня Рашу выпал случай поговорить с Берном. Гребцам дали короткий отдых, поставив ветру парус, и громогласные песни сменились чавканьем и жадными глотками. Раш нашел северянина на корме: Берн, скрестив руки на груди, разглядывал идущие следом корабли. Стоило спуститься сумеркам, как места в обоих концах корабля заняли волшебники из храма Виры. Они колдовали путеводные шары и судна продолжали тянуться по воде длинною цепью.
— Морская хворь? — Покосился Берн, как только Раш встал рядом. — Говорят, нужно выпить три кружки морской воды, чтоб полегчало.
Карманник вспомнил, что видел Фьёрна, который тягал ведром воду, стоило драккарам набрать скорости. Парень то и дело перегибался через борот и кормил рыбу содержимым своего желудка.
— У меня крепкое нутро, — ответил Раш. И, немного помедлив, не зная, как лучше начать, спросил прямо: — Кто была та женщина?
Лицо Берна осталось безучастным. Он продолжал глядеть вперед, где в туманной дымке сумерек желтел свет путеводного шара над носом идущего следом корабля. Щека Раша снова заныла предзнаменованием бессонной ночи.
— Все несчастья Артума — вот кто она была, — ответил северянин, когда карманник уже собирался оставить его. — Черная отметина поздно раскрылась в ней. А потом тело взял добаш.
— Добаш?
— Демон. Он овладевает всяким, в ком есть черная отметина, извращает душу и заставляет творить злодеяния. — Было видно, что Берну неприятно каждое сказанное слово, маска спала с его лица, обнажив тоску. — Фергайры велели убить ее, пока не сталось непоправимого.
Надо же, про себя подумал Раш, оказывается, не все северяне скроены из толстых шкур.
— Она сделала что-то плохое? — снова задал вопрос карманник.
— А этого мало? — Северянин, наконец, глянул на того, с кем говорил.
— Конечно, — пожал плечами Раш. — Зачем судить того, кто не совершил злодейства? Только потому, что он может его сделать? Так всякий может, неужто в Северных землях все преступники — помеченные Шараяной?
— Не все. — Берн отвернулся, с остервенением вцепился в просмоленное дерево. — Так решили фергайры. Никто в Артуме не пойдет против их воли. А колдуньи не захотели сохранить ее жизнь. Потому-то Торхейм так строптиво говорил с ними. Наши традиции всегда будет превыше всего, даже крови, но какою ценой…
— Так владыка… — Раш, пользуясь тем, что никто не слышит их разговора, не стал величать Торхейма как положено. — Якшался с нею?
Берн неодобрительно насупился, шрам на нижней губе побелел от натуги.
— Она дочка его была, — сказал коротко и вновь напустил безразличие.
Читать дальше