Айя Субботина - Время зимы

А потом Раш заметил знакомое лицо. Тот, кого звали Берном, высокий северянин с рассеченной губой, поправил сброшенный чьей-то неосторожной рукой капюшон темно-серой простяцкой накидки. Раш пробился к северянину, становясь рядом и, изловчившись, скинул тому капюшон. Мужчина повернул лицо, процедил какие-то проклятия, но, завидев знакомое лицо, осекся и умолк, нахлобучив капюшон по самые брови, теперь предусмотрительно придерживая его рукой.

— Господин Берн, если мне память не отшибло? — Обратился Раш, не сводя взгляда с каменного постамента, который пока оставался свободным. Карманник не боялся говорить в полный голос — громкий ор горожан перекрывал всякие попытки подслушать, если такие и были. Ведь не зря же этот приближенный к Конунгу человек вдруг вздумал нарядиться в крестьянскую накидку.

— Чего тебе? — Угрюмо бросил тот.

— Мне было велено явится в замок с рассветом. А тут такое… Не подскажешь, что?

Раш поднял взгляд на собеседника, выше его на целую голову и вдвое больше в плечах. "Скорее бы обратно, надоело чувствовать себя полумерком", — подумал Раш, дожидаясь ответа.

— Казнь, — коротко ответил тот.

Раш собрался спросить, как принято расправляться с отмеченными темной богиней в Северных землях, но не успел: крики удвоились, перекрывая всякие попытки говорить. Берн поддался вперед, попробовал втиснуться меж горожанами, но тщетно. Раш мог спорить на еще неполученные золотые краты, что та, кого собрались предавать смерти, важна хмурому северянину. Мужчина, понимая, что пробиться ближе никак не получится, отступил.

Тем временем чернокаменный пьедестал заняла процессия. Высокий жрец в синих одеждах служителя Скальда шел впереди. Рука его сжимала тонкий как игла посох, сверкающий и прозрачный, точно сотворенный изо льда. За ним следовал длинноволосый сухой старец, с пергаментом в руке. Следом, толкаемая двумя стражниками, вышла маленькая женщина — в туманном сером утре ее серебряно-белые волосы полыхнули будто снежный пламень. Раш моргнул, рванулся вперед. Неужели дикари и впрямь вздумали лишить девчонку жизни?! Плотный строй горожан отшвырнул его обратно, прямо на Берна. Северянин отодвинул карманника и, на краткий миг, Раш увидел в его серых глазах муку.

Женская фигура поравнялась со жрецом, стражники повалили ее на колени. Нет, это была на Хани: Раш видел достаточно хорошо, чтоб заметить разницу. Хотя, женщина походила на Хани так, как выглядела бы девчонка, будь ей десятка три лет. Отмеченная Шараяной, проскользнуло в мозгу, но карманник не успел сосредоточиться на мысли. Старик со свитком поднял руку и толпа умолкла. Он развернул пергамент, прочистил горло кашлем и заговорил. Раш помянул харстовы задницы — северянин говорил на северном наречии, из которого карманник успел выучить не так много слов. Раш хотел попросить Берна пояснить, но тот глядел лишь вперед, недвижимый, словно гранитный обелиск.

Старик говорил и говорил. Иногда делал паузы, давая толпе поддержать его речи одобрительными криками. Когда он закончил, слово взял жрец Скальда. Служитель в синих одеждах указал посохом на женщину. Когда заговорил, слова его не звучали собачьим лаем, подобно тому, как хрипел предыдущий оратор. Речь жреца оказалась короткой. Карманник решил, что служитель просит Гартиса не быть слишком жестоким к той, что вот-вот шагнет в его царство. Толпа не разделила его просьб, угрюмо промолчав.

После слово опять взял старик. Один из стражников протянул ему топор — лезвие покрылось пятнами ржавчины. Старик что-то выкрикнул в толпу и люди снова загудели, вскидывая руки горе. В голове Раша родилась смутная догадка.

— Спрашивает, кто совершит правосудие, — блеклым голосом вдруг сказал Берн, подтвердив то, о чем прежде подумал карманник. — Тот, кто избавит Артум от отмеченной темной богиней, накличет на себя проклятие Шараяны. Мы не приказываем кому-то взять на себя такое тяжкое бремя. Нужен доброволец.

— И их оно не страшит? — Раш недоумевал.

— Нет. Потому что тогда их детям и детям детей зачтется милость Снежного. И десять кратов от служителя в придачу.

Раш в который раз уверился, что ему никогда не понять северян. Так не стоит и пытаться.

Между тем старик выбрал одного из толпы. Здоровяк с выпуклым пузом, лысою головой, вытянутой, точно яйцо, вскоре появился ка каменной глыбе. Он с поклоном принял топор и благословения служителя: жрец назвал его "истинным сыном Севера", протянул кошель. Старик передал топор. Раш хотел уйти, — он никогда не понимал безумцев, которым нравится глазеть, как другого лишают жизни, — но горожане, предвкушая кульминацию, ринулись вперед. Человеческие тиски сжались. Оставалось одно — дождаться, когда кончиться расправа.