Наталия Некрасова - Повесть о последнем кранки

— Стреляй, — сквозь зубы повторил Анэрна.

Стрелять в коня — тяжкое нарушение закона чести. Но сейчас все законы были забыты. Стрела вошла коню в глаз. Кранки кубарем перекатился через голову упавшей лошади, поднялся. Почему-то на душе было удивительно легко и весело, как в те недолгие их с Зимарун дни, когда он мог сказать — я живу. Кранки повернулся лицом к преследователям. На его смуглом лице кривым ножом сверкнула злая смертоносная усмешка. Стоя по колено в снегу, он сорвал с себя одежду до пояса. На его плечах раскинули крылья родовые соколы Эмрайнов. Он глубоко вздохнул и хриплым голосом запел древнюю песню обреченных воинов инетани.

КИМ.

Он стоял по колено в снегу, срывая с себя рубаху — ту самую, которую вышивала ему на свадьбу Эмрэн. Он смеялся и хриплым голосом пел песню Обреченных. Почему-то я знал, что это — песнь Обреченных. А потом я стал вдруг видеть словно бы его глазами. На меня летел всадник. Он был черным на золотисто-розовом небе и я не видел его лица, только волосы развевались по ветру. Потом я снова раздвоился и увидел со стороны… Ничего я не увидел. Я проснулся от собственного крика. перепуганная Эмрэн трясла меня за плечо.

— Что с тобой? — тревожно заглядывала она мне в глаза.

— Он убит… — ответил я. Мне казалось, что это говорит кто-то другой.

— Кто? Кто? — непонимающе, тревожно спросила Эмрэн. Затем вдруг она отшатнулась, охнула, схватившись за горло, вцепилась в волосы руками и закричала. Она поняла.

Инетани не видят вещих снов…

Я никогда не видел Эмрэн такой. Я никогда не думал, что она может быть такой. Она не понимала ничего, словно безумная. Она рыдала и кричала, каталась по полу и билась в судорогах, словно сама умирала. Мне было жутко. Временами мне казалось, что это не моя жена, кто-то чужой. Страшно сказать, тогда я чувствовал даже отвращение к ней. И боялся, и любил, и — презирал…

Я никогда не думал, что Лайин может быть такой. В тот день я увидел в ней кровь ее отца Араэну. И склонился перед этой женщиной.

Именно она приказала вызвать Дорана и Энета. Мы выступили с войском Четверых — по следу Эмрэга-кранки. Меня поили какой-то дрянью, чтобы я в бредовом сне указывал путь. Мы нашли его там, где я видел его во сне.

Мы нашли его мертвым. Конь был убит стрелой, вокруг было много следов — его убивали скопом. Он был раздет до пояса, как в моем сне. Он был весь изранен и у него не было головы. Энет Светловолосый, увидев это, сказал, что Фэграйны нарушили самый строгий Закон — убили Идущего за ответом и что теперь он поднимет Сокола Фэгрэна и объявит поход мести. Его побледневшее лицо в тот миг стало пугающе жестоким.

А я… Не могу четко описать свои чувства. Какая-то злость, беспричинная злость на самого себя, за то, что мне режет глаза и перехватывает горло, за то, что мне хочется выть… Только тогда я понял, как мне без него пусто. Я вспоминал все, что было с нами, все, что он сделал для меня. Зачем ему было это нужно? Чем я был для него? Он ведь так любил сестру — почему же я? Я… И тут вдруг я понял — ведь теперь я самый близкий его родич. И мстить буду я. Это отрезвило меня. Теперь все мое неумелое горе превратилось в ярость. Я хотел убивать.

Лайин была с нами. Эмрэн не поехала — она лежала в горячке и бреду. Лайин приказала собрать весь окровавленный снег в кожаный бурдюк, чтобы кровь не досталась зверям, птицам и земле. Она знала этот древний обычай инетани. А, может, и ильветтар. Потом, уже в Эрнаэше, мы с Энетом и Дораном пили кровь убитого, беря на себя месть. Он должен был оставаться непогребенным, пока не будет отомщен. Мне было страшно оставлять Эмрэн в Эрнаэше, там, где лежало мертвое тело ее брата. Но Лайин сказала, что встанет между ними и защитит Эмрэн от самое себя. На другой день войско двинулось к Анрешту. Никто не встал на нашем пути. Анэрна преступил Закон ради Закона, это было не впервые, но на этот раз он слишком многое возомнил о себе. На сей раз его не поддержали.

Арнахиар вышел к нам пеший в знак признания вины. Но мне нужен был Анэрна. Я хотел его смерти. Мое право убить его было первым — я был мужем сестры Эмрэга-кранки. Энет был следующим в мести. Мы ждали. И Анэрна вышел, позоря своего отца, называя его предателем. А за ним его слуга вез на пике голову моего господина. Лучше бы Анэрна этого не делал. Не знаю, хотел ли он просто унизить нас или разъярить меня так, чтобы я потерял самообладание, но добился только того, что моя ярость стала холодной и спокойной. Я понял, что убью его. Анэрна был выше меня почти на голову — он был самым высоким из этелрину, выше даже моего господина. Он был сильнее меня — инетани вообще очень сильны. Он смеялся. Он считал, что победа за ним. Он оскорблял меня. Он был опытен и силен. (Приписка. Теперь я думаю, что он понимал, что обречен. Свои же отвернулись от него. Но он не желал признавать очевидное.) Я все равно убил его. Я знал это заранее, хотя и не был кранки. Я отрубил ему голову и забрал с собой. Голову моего господина мы завернули в красный шелк как величайшую драгоценность. Эмрэн плакала так, что я опасался за ее разум. Лайин не плакала. По крайней мере, прилюдно.