Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

Но поспать мне не удалось, вернее, я не добрал до сорока минут минут пятнадцать.

Меня разбудила Кэт. Она тронула меня за плечо, и я моментально проснулся. Хотя беготня в комнате началась значительно раньше, однако я дрых, не обращая на нее никакого внимания… О, счастливое свойство ветеранов-"отпетых" – спать под гром, под шум, взвизги, проклятия, стрельбу, когда это не касается лично тебя…

Хоть планета сейчас сойди с орбиты – мне-то что? Я буду спать. Но вот коснулась моего плеча Кэт, похожая на Мэлори (Мэлори, Мэлори, Мэлори) – и я проснулся… и сразу поднялся.

– Джек, – сказала Кэт, – Степа отравился.

Его как раз выволакивали из комнаты, я видел распахнутые, скребущие пол кожистые перепончатые крылья, закаченные, чуть подернутые белесой пленкой глаза, горло, вздрагивающее от спазмов, и пену, срывающуюся вниз из безгубого рта…

Санитары-ящеры действовали умело, сноровисто, я было сунулся помогать, но услышал квакающее:

– Папаня, досыпай… Уже проехали.

Я вышел вслед за ними в коридор.

В коридоре стояли де Кюртис, Глафира, Георгий Алоисович, из дальнего номера выскочил Жан-Жак – почти не общавшийся с нами "отпетый".

Куродо спал. Я бы тоже спал, если бы не Кэт.

Санитары вынесли Степу. Я присел на корточки и сжал голову руками.

– Джек, – тронула меня за плечо Кэт, – ему вовремя сделали промывание… Успели.

– Да, – я поднялся, махнул рукой, словно отгонял комаров, – да, извините, ребята, я что-то совсем… совсем не того.

Ко мне подошел Георгий Алоисович.

– Джек, – сказал он, – прости… Я не знал, что так получится.

Он был вполне искренен. Он расстраивался. Впрочем, все мы, "отпетые" – дубы порядочные…

– Вызывают, – сказала Глафира, – тебя и Георгия.

– Вылет? – спросил я.

– Ну да, – кивнула Глафира, – в нашем секторе только вы и остались.

– Придется одному, – вздохнул я, – сама видишь: Егор – нетранспортабелен…

Глафира покачала головой:

– Одному не получится. Шметтерлинг.

Действительно, одного "отпетого" никто не выпустит на шметтерлинга. Так не бывает, чтобы можно было справиться с этим монстром в одиночку. Стало быть, будут узнавать, что с Георгием, почему он не может лететь (какое лететь! он ходить не может!), а когда узнают, то загремит Георгий даже не в сержанты, даже не в "псы" – в охрану "столовых". Я глядел на него. Соображал.

– Степа из больницы вернулся, – сказала Глафира.

Это был выход и для меня, и для Георгия… Конечно, Степан ни разу не был на других планетах, и даже не собирался на них бывать, но раз такое дело? Такое скверное дело…

Я вышел.

(А то, что Степан похож на шметтерлинга, так еще и лучше! Отвлечет… монстра, покуда я буду перезаряжать…)

Полет Степа переносил плохо.

Глаза подернулись пленкой, и я опасался, я боялся… Он часто дышал, безгубая пасть была раззявлена, и вместе с хрипом из нее вылетала кровавая пена.

Дня два мы провели в ракете, никуда не выходя.

Я отпаивал Степана молоком.

– Лихо… – выговорил Степан, – когда более или менее оклемался, – я и не ожидал, что меня так…

Он не договорил.

– Обратно, – постарался я его успокоить, – будет легче.

– Будем надеяться, – вздохнул Степа.

Я объяснил:

– Шметтерлинга не бойся. Это довольно глупое существо и не бросится на тебя…

Я хотел сказать: "Потому что очень похож на тебя…" – но вовремя осекся.

Мы вышли из ракеты.

Степа закинул голову. Я вновь видел его зеленую ящериную шею. Степа пил воздух. Степа вздрагивал от удовольствия… То было совершенно особое, ни с чем несравнимое наслаждение. Я это знал.

Первое, что мы увидели, кроме чистого распахнутого неба, был разорванный "отпетый".

Шметтерлинг долбал его клювом и деловито, тщательно растаскивал недобитое, еще живое острыми когтями.

Степан смотрел, широко раскрыв глаза.

– Зачем он?..

Я пожал плечами.

– Много причин.

– Он ведь был не голоден… если оставил.

– Да, – усмехнулся я, – раз не доел, значит, не голоден. Пошли.

Мы миновали разгромленный домик "отпетого", поднялись на холм, стали спускаться. У подножия холма мы увидели останки домов. Здесь была деревня.

– Вот так, – я показал Степану обгорелые остовы, – сперва шметтерлинг буянил здесь. "Отпетый" покуда давал сигнал, покуда…

Степан расправил крылья.

– Зачем? – повторил он. – Почему?

Я вспомнил, что мне объяснял когда-то Мишель.

– Власть… власть и способность причинять боль другому…

– Это так… – Степан подыскивал слова, – приятно?