Любовь Романова - Люди крыш. Пройти по краю

Паника пришла не сразу. Только когда ноги погрузились в черную жижу по щиколотку. Женя заметалась, задергалась, пытаясь вырваться из плена. Напрасно. Она увязала все сильнее и сильнее.

Вот поблескивающее в свете луны болото скрыло колени, подступило к талии и поползло выше. Ее медленно засасывала крыша. Крыша, у которой не было дна.

Ужас. Безумный, неуправляемый ужас накрыл Женю душным колпаком. Следом пришло отчаяние. Рядом не нашлось ничего, во что можно было бы вцепиться и остановить погружение. Все попытки нащупать опору пропали даром. Там, внизу, ее тело словно висело в холодной пустоте.

Она заплакала. Тихо, тихо. Кажется, это конец. На ее надгробии напишут «Утонула в крыше». Пусть потом посетители кладбища гадают, как это ей удалось.

Жижа тем временем скрыла грудь и стянула шею холодной удавкой. Женя заревела в голос. Все равно стесняться некого. Вот уже и подбородок коснулся гладкой поверхности. Осталось только поднять лицо, чтобы до последнего можно было дышать.

— Руку давай! Быстро! — услышала она над собой знакомый голос.

На фоне иссиня-черного неба появилась лохматая голова Тима. Он стоял прямо на маслянистой поверхности болота.

И даже не думал тонуть.

Медленно, очень медленно она протянула ему руку, покрытую, точно лайковой перчаткой, густой черной массой. И тут холодное болото сомкнулось над ее лицом.

На доли секунды, пока она уходила все дальше от поверхности, вспыхнувшая, было, надежда покинула Женю. Тим не успел поймать ее руку. Замешкался, промахнулся и сейчас стоит, глядя на колышущуюся жижу. Прощай, Джэк Стэполтон-Баскервиль, в этих краях очень коварные топи!

Ничего больше на тему своей трагичной смерти Женя подумать не успела. Тим схватил ее за шиворот и рывком выдернул из вязкой темноты. А потом случилось то, что больше всего напоминало смену слайдов на экране старого пленочного проектора. Щелчок — и она оказалась совсем в другом месте.

В этом месте не было зыбучего битума, а лежала уютная крыша офисного здания. Сбоку находилась огороженная площадка, где, по-видимому, совершал ежедневные прогулки деловой люд. На ней стояла пара пластиковых стульев, и болтался привязанный к металлической ограде забытый кем-то шелковый шарф. А еще здесь были антенны и тросы, трубы и осколки бутылочного стекла. Словом, вокруг лежала самая обычная крыша.

— Где мы? — Женя оглядела свою одежду и с удивлением обнаружила, что на ней нет ни капли черной жижи. Лицо, руки — все было чистым. Ну, насколько можно остаться чистым после сражения с двухметровым языком и падения сквозь строительные леса.

— Всё там же — на Дороге Сохмет, — ответил Тимофей, тревожно озираясь. — Пошли давай — нечего тут торчать.

— Подожди! А почему ты здесь? Шепот же сказал, что это опасно!

Тим взглянул на Женю. Провел пятерней по волосам и криво улыбнулся.

— Знаешь, лучше быть дураком и вмешаться, чем остаться в стороне и оказаться сволочью. А теперь — идем!

Они миновали несколько крыш, с каждым прыжком увеличивая скорость. На пути больше не попадалось ни нарисованных пантер, ни глумливых ртов. Казалось, это был обычный маршрут в одном из спальных районов города. Вот только его окрестности по-прежнему напоминали фантазии поклонников кибер-панка. Мрачные дома стояли безмолвной толпой по обеим сторонам Дороги. В унылых взглядах темных окон, в черных провалах чердачных дверей Женьке чудилась немая мольба о помощи. Словно мертвый город пытался ей что-то сказать. Она резко остановилась, окликнув Тима.

— Слушай, ты, когда проходил свою инициацию, тоже видел руины?

— Руины? В смысле город кажется разрушенным? — Его голос неожиданно сорвался на шепот.

— Ага! Жуть просто. Как после ядерной войны…

— Не может быть…

— Почему?

— Потому что я сейчас вижу то же, что и ты. — Тим посмотрел через Женино плечо туда, где маячил зловещий обелиск десятиэтажного торгового центра. Его некогда зеркальный фасад сейчас щерился оголенной решеткой перекрытий — все стекла были разбиты. — Это невероятно! Каждый человек во время посвящения должен видеть свое. Когда я проходил инициацию, со мной были еще двое. Один из Праги, другой из Красноярска. Чеху мерещились гигантские улитки, наш то и дело проваливался в воображаемые трещины, а я… Не важно. Короче, не было еще такого, чтобы у двух людей совпадали галлюцинации.