Денис Чекалов - Монета желания

— Где же они хоронятся? Надобно их отыскать да изничтожить, пока те спят.

— Так-то оно так, но кажется мудрецам, будто Тени в самой голове султана живут. И победить их нельзя, кроме как…

Смолк старый воин, не в силах продолжить.

— Теперь знаешь, отчего тайну надо хранить. Коли прознают враги султана — жди беды. Скажут, что проклят он, и только смертью своей может себя и страну от Черных Теней избавить. Но покуда все молчат — особливо те, кто, подобно мне, тварей этих увидел — опасность не так велика.

— Как же ты столкнулся с гадиной летучей?

Потемнело чело Рашида, заново пережил он жуткие мгновения.

— Помнишь ли ты солдата юного, Измира?

— Как не помнить? Честный, открытый парень, всем во дворце он нравился. Только, сказывают, послали его в горы, в крепость на реке Келентай. Вроде бы там он высокую должность занял?

— Занять то занял, только не должность, а могилу в сырой земле. Сам я ее вырыл, сам смотрел, как мулла провожает его в последний путь. Никому про это, кроме визиря и святого человека, не ведомо. И ты молчи. Даже семья ничего не знает. Просто потом получат они известие, что не добрался Измир до крепости Келентайской, где-то в пути погиб.

— А зачем сложности эти?

Рашида передернуло.

— Если бы ты видел тело, такого вопроса бы не задал. Точно пять сабель острых его располосовали, да все ровно в ряд. Кости, ребра разрезаны, кровь из рассеченного сердца хлестала. Он еще жив был, когда я к нему подошел — не знаю, чудо то было, или волшебство черное. Посмотрел на меня, странно так, улыбнулся, а потом сказал: «Я служу нашему султану, и умереть мне не жаль». Так и умер.

Ничего не ответил собеседник, да и нечего было сказать.

— Тогда же я и видел Черную Тень. В первый раз и, надеюсь, единственный. Шли мы с Измиром вместе, рядом, как и положено караульным. На одну лишь секунду я замешкался, на один шаг отстал. За угол завернул — а паренек стоит, сабельку опустил, и кровь из него хлещет. А позади, в тени, в темноте, — так, что и не разглядишь почти, — тварь огромная, черная. Крылья распахнула, а на каждом по пять когтей, точно клинки острые. Брюхо кожистое, как у ящерицы, а вот лицо человечье — стариковское. Словно бы каждый день, что прожило на свете, копило только злость и ненависть к людям. Опешил я, признаюсь, бросился к Измиру, помочь, да чем поможешь — был он уже рассечен, так и рухнул на меня, кровавыми обрубками. Тварь же пасть разинула, зубы в ней мелкие, нечеловеческие, зашипела, да сгинула. Бросился я догонять ее, но все зря — движется быстро, неслышно, в коридорах дворца я потерял ее. Тут же к визирю в покои постучал. Он встал скоро, — вот еще удивился я, словно и не ложился советник султанский. Э, да ничего странного здесь и нет, ведь дни напролет трудится над делами имперскими. Выслушал меня внимательно, похвалил, что тревоги не поднял и его сразу позвал. Да только мало радости мне от похвал, когда парня молодого на моих, почитай, глазах прирезали… Потом он муллу вызвал, мы втроем тело и убрали. Схоронили, как велят обычаи, только мне приказано было молчать…

С каждым словом все больше погружался старый воин в свои невеселые мысли. Уже перестал и смотреть на спутника. Тот же слушал внимательно, только какое-то странное выражение в глазах мелькало. Поняв, что кончен рассказ, произнес неслышно:

— А вот и надо было молчать, Рашид.

В удивлении повернул к нему голову стражник. Знакомое лицо друга, столько раз виденное, стало вдруг меняться. Кожа ссохлась, провалилась глубокими морщинами. Нос искривился, обратившись в подобие птичьего клюва. Щеки втянулись ямами, волосы высыпались. Но главное — глаза, стали темными, злыми, и все человеческое в них исчезло.

Руки воина стали расти, доспех и одеяние осыпались, точно сгнили в одно мгновение, широкие складки кожистые начали раскрываться. Пальцы становились все длиннее, пока не выросли в острые когти, каждая длиной в хорезмийский кинжал.

— Наказал же тебе визирь, — молчи. Зачем рот было раскрывать, друг мой боевой, верный? — захохотал старец.

— Да пребудет со мной Аллах великий! — вскричал Рашид. — Ты не товарищ мой, ты Черная Тень.

Поднял алебарду и к шее твари приставил.

— Говори, не медля, погань мерзкая, кто наслал тебя на султана. Что сделал с моим другом? Убил, наверное, и облик его принял? Только не думай, что я рожи гнусной твоей испугаюсь. Сталь здесь закаленная, самим шейхом Ферхадом благословленная. Вмиг шею тебе разрубит, будь ты хоть сам Иблис. Отвечай, коли жизнь дорога.