Елена Ляпота - Светлый оттенок тьмы

— Каждый раз, надумав дерзить мне, помни, что я пока ещё намного сильней. Ноги твоей чтоб не было на пороге Топчанки. И не смей даже помышлять о том, чтобы разводить в моём замке блуд. Здесь живут твоя мать и сёстры. Имей стыд.

— Я понял, — сумел пропищать Орест.

Ирвальд прижал его ещё сильнее, чувствуя, как трещат кости, но Орест не молил о пощаде. По телу сына пробежали волны ярости, однако он всего лишь сжал кулаки и терпеливо ждал, пока отец отпустит. Ирвальд спрятал довольную улыбку и ослабил хватку. Орест поднялся и замотал головой. Глаза его сверкали от злости.

— Есть ещё один разговор, — как ни в чём ни бывало, продолжил Ирвальд, — о твоём брате.

— А что с ним?

— Он меня беспокоит.

— Странно слышать, — пожал плечами Орест.

— Что ты знаешь о его женщинах?

— Ничего.

— Мне он тоже ничего не говорит. Но мы оба понимаем, в чём таится опасность.

— О, насчёт этого можешь не переживать, отец! Сурья не такая всеядная скотина, как я. Его воротит от ведьм. А зелье, как ты понимаешь, его не берёт.

— А он пробовал? — осторожно спросил Ирвальд.

— А то!

— Но в долине есть не только ведьмы…

— Боюсь, отец, наш Сурья ещё не вскопал ни одной грядки…

— Быть того не может!

— Если мне не веришь — спроси у него.

— Но это… Так не годится.

— Согласен!

— Я был бы рад, если бы твой пыл поутих. А у Сурьи, наоборот, появилось немного огня. Сделай что-нибудь!

— Что я могу сделать?

— Ну не мне же учить его, как девок охаживать. Ты в таких делах вперёд всех ушёл, вот и займись братом. А не шастай тут, как оборванец.

С этими словами Ирвальд оставил сына. Тот почесал голову, аккуратно касаясь пальцами кожи, пострадавшей от жёсткой руки отца, и погрузился в исцеляющий морок. Затем откинул назад волосы, скользнувшие по спине роскошным водопадом чёрного шёлка и, насвистывая, неторопливо пошёл к конюшням.

— Эй, малец, чего там замешкался?

Орест застыл в дверях конюшни, прислонившись спиной к косяку. Скомканный кафтан небрежно лежал на плече. Сурья поднял глаза, рассматривая костлявую грудь брата, и едва заметно улыбнулся. Сам-то он был пошире в плечах и куда мускулистее, но Орест по-прежнему величал его «малец».

— Что за дрянь сидит в углу?

— Орёл.

— На кой бес?

— Тебе не всё ли равно?

— Забудь, — Орест кое-как натянул помятый кафтан и свистнул, подзывая ядокрыла, — седлай свою клячу.

— Меня не было три дня, — возразил Сурья, — матери на глаза показаться надо.

— Успеется, — решительно сказал Орест, вскакивая на пернатого скакуна, — чего застыл?

Сурья натянул перчатки и осторожно вывел своего ядокрыла из конюшни. Он только закончил чистить его после полёта. Ярон даже не успел толком поесть, правда, если вспомнить, сколько он проглотил с утра жаб и белок, об этом можно было не волноваться.

— Э-э-э-эй, — закричал Орест, поднимая скакуна в облака.

От земли оторвался второй ядокрыл и стрелой полетел следом. Вскоре стали видны лишь крошечные золотистые точки копыт, поблёскивающих в лучах солнца.

Они приземлились на крошечном покрытом зелёной травой пятачке около небольшой заводи. По всему берегу плотно росли ивы — стволы их переплетались причудливыми узорами, будто девки-речницы наигрались всласть с молодняком, соревнуясь в чудаковатости узоров, да забыли вернуть обратно. Длинные космы ивовых прутьев купались в сталой воде, слегка подрагивая. То тут, то там из-под тоненьких веточек выглядывал чей-то любопытный глаз-бусинка.

— Щекотуны, — улыбнулся Орест, — они нас не боятся, поэтому не уйдут.

— А ты почём знаешь?

— Бываю здесь иногда.

— Понятно, — Сурья почесал затылок, — впервые слышу о щекотунах.

— Потому что отец терпеть не может морен. А щекотуны только рядом с ними и живут. Натащили золота из карманов замученных скитальцев, спрятали в корнях и сидят над ними. Лупают глазищами, как сычи. Будь осторожен, а то их плевки долго чешутся.

— Они тебя не боятся? — не поверил Сурья.

— Да. Можно сжечь их живьём — будут догорать, но плеваться.

— Странные.

— Не то слово.

— Здесь жутко смердит. Что мы вообще тут забыли?

— Какие мы нежные, прям роза в саду — Орест оскалил зубы и ткнул брата в плечо, — сейчас узнаешь.

Он негромко свистнул. Поверхность заводи, густо покрытая тиной и осыпавшимися ивовыми листьями, зашевелилась. Мутно-зелёные воды заходили кисельными волнами и расступились, открывая дно.

На небольшом камне, покрытом скользким рыжеватым илом, сидела девушка. Кожа её была светло-голубой, такими же были шелковистые волосы, спускавшиеся до самого дна. Незнакомка смотрела на них, хлопая длинными, едва ли не до самых бровей, ресницами. Глазки — две синие звёздочки — сверкали лукавой улыбкой.