Лана Тихомирова: Театр Говорящих Пауков Кукбары фон Шпонс

— Н-нет, — выдавила из себя я.

— Ну, хорошо. Вы новенькая? О вас много говорили. Слушайтесь и никому не доверяйте, кроме доктора Чеха и меня, — мило улыбнулась она.

— А вы кто?

— Со мной вы еще познакомитесь. Меня доктор Чех всем показывает, — она расхохоталась и, видимо, в порыве чувств, раскрутила хлыст над головой.

— Какого лешего?! — за ее спиной возник дюжий мужчина.

Голубые круглые глаза стали еще более круглыми, когда он заметил меня, дрожащую и бледную. Он бросился к женщине с хлыстом, быстро заломил ей руки и отнял хлыст.

— Вот, где ты их берешь?! — басовито ругался он, — А ну, отдай. Отдай, кому я сказал!

Она неохотно отпустила хлыст и расслабилась.

— Все, давай дуй к себе.

Женщина молча ушла.

— И оденься нормально! — крикнул ей вслед мой спаситель.

Я села на корточки и спиной оперлась на стенку.

— Ну-ну, милая, давай, вставай. Я — Вальдемар Октео ван Чех.

— Правда? — спросила я.

Доктор раскрыл рот и басом засмеялся. Смех был приятный, басовитый, белозубый. Он откидывал голову и отклонялся корпусом назад.

— Ну, насмешила, — утирая слезы, сказал он, — идем, бедолага. Тебя, как зовут?

— Брижит Краус дер Сольц, — ответила я с запинкой, потому что то, как назвали меня мои родители еще надо выговорить и я подзабыла свое имя с перепуга.

Мы поднялись на третий этаж, дошли до ординаторской. Доктор Чех галантно пропустил меня вперед, хотя я зашла неохотно и с боязнью.

— Садись, здесь ты в полной безопасности, — сказал доктор и с размаху плюхнулся в большое черное кресло, достал из ящика коньяку и пару рюмок. Он налил коньяк по рюмкам и одну пододвинул мне.

— Я не пью, — сказала я.

— Давай, пей, профессия обязывает.

— Но он клопами пахнет!

— Тебе налить водки?

— Нет, лучше коньяк, — согласилась я.

— За знакомство! — провозгласил доктор и, белозубо улыбнувшись, подмигнул мне. Коньяк оказался противным и вдобавок был изрядно разбавлен спиртом.

— Закусывай, — морщась, сказал ван Чех.

— Итак, Бри, я сам отобрал тебя сюда, к себе на практику, потому что меня устроила твоя успеваемость, а еще, помнишь эссе писали? Вот, оно меня тоже категорически устроило.

— Но я же учусь на одни тройки? — удивилась я.

— И что? Твой покорный слуга вообще многохвостым леммингом отходил, а сейчас я один из лучших психиатров. Важен склад мысли. Завтра приходи с халатом. Больные не будут так бурно реагировать на тебя, волосы собери в пучок, я дам тебе косынку, серьги не одевать, и, вообще, чтобы блестящего не было ничего. Да, и краситься нельзя. Пока они не привыкнут к твоему лицу, не красься. В наличии так же должны быть брюки и удобная обувь, желательно бесшумная. Поняла?

— Поняла.

— А почему именно так?

— Как на экзамене, ей-богу, — я захмелела с коньяку, — потому что нельзя по технике безопасности.

— Почти так, — улыбнулся ван Чех. Он снял шапочку и положил ее на стол.

Голову его украшали чудесные черные кудри, не длинные, но очень изящные. Доктор рассматривал меня, я рассматривала его. В дополнение к черным кудрям и голубым глазам, ван Чех являлся обладателем шикарного носа, к несчастью изломанного в двух местах, и элегантного интеллигентного подбородка. Пока он был серьезен, лицо его было даже каким-то суровым, стоило ему улыбнуться, как джинн из бутылки вылетал раскатистый басовитый смех.

— На сегодня, я думаю, с тебя достаточно, — сказал он, закончив сверлить меня глазами.

— Я тоже так думаю.

— Не бойся, у нас такое не каждый день… Но они достаточно часто от меня сбегают. Просто я их не запираю, вот и шастают. А запереть не могу, руки не понимаются, но бродят в основном не буйные… И потом, ты новое лицо, на новых они всегда не адекватны…

Ван Чех подумал над тем, что сказал, хохотнул и выпил еще коньяку.

— Давай, Брижит, иди…

Надо ли говорить, что я летела оттуда, как ошпаренная??!!

Следующим утром я снова пересекла дорожку и дошла до ворот. Внутри пели птицы и приятно цвели какие-то белые кусты. Вчера я их не заметила. Это не правильно. Нельзя до такой степени быть не внимательной.

Я подошла к приему на покой отделения психиатрии и собралась заходить, как почувствовала в ботинке что-то металлическое. Пришлось снимать обувь. В ботинке ничего не было. Когда я снова его одела, то откуда-то снизу меня позвали шепотом:

— Пссс, Бри, Брижи-ит.

Я удивленно посмотрела вниз, снизу мне пристально улыбался доктор ван Чех. Белая шляпа венчала черные кудри, серо-голубой шарф был причудливо замотан на шее, под пальто цвета слоновой кости, лихо разрисованным то ли углем, то ли простым карандашом. В довершение образа, к тому, что я не заметила вчера, доктор носил аккуратное пенсне и дурацкую кудрявую, козлиную бородку.