Лана Тихомирова - Театр Говорящих Пауков Кукбары фон Шпонс

В какой-то момент они находят свою зеленую дверь и выходят. Такие редко возвращаются, только если за дверью их ждет собственные демоны и кошмары безумия. Оно всегда жутковато на вкус — можешь мне поверить.

Вторые простые обыватели, как правило, заводские рабочие и их жены и дети, спивающиеся под тяжестью собственной никчемной жизни. В них нет полета мысли, и радости самой простой жизни. Они рано или поздно доходят до делирия — как сегодняшний твой знакомый, и тогда-то их и выворачивает наизнанку. Главная их черта: как один, они все хотят владеть как можно большим количеством этого мира. То есть, они банально жадны до безобразия. Это пауки — самые жадные из всех тварей на земле. Всю жизнь они плетут паутину, но в конце сами попадаются в нее. Лечить их — пустая трата времени. С определенного момента своей жизни они пауки, генетический мусор, — последние слова Кукбара (а это была именно она) произнесла громким голосом, оба глаза ее яростно сверкали. Она силой сжимала свой хлыст, лицо было бледным, черты как-то хищно заострились.

Дверь распахнулась, доктор ван Чех монохромным пятном ввалился в палату. Он устало прошелся, не глядя на нас, упал в кресло и закрыл лицо руками. Подобный каменной статуе он сидел недвижим.

— Доктор, — я присела возле него на корточки и легко коснулась рукой его колена, — что случилось?

Ван Чех оторвал руку от лица. Щеки и бородка были мокры, голубые глаза выцвели, сам он стал какой-то на удивление черно-белый, черты лица болезненно заострились, а под глазами залегли иссиня-черные круги.

— Ее нет, — тихо сказал доктор, — Она умерла примерно тогда, когда ты проснулась. Мне не сразу доложили, потому что мы с тобой ушли сюда. В руке она зажала мой шарф.

— Где нашли тело? — холодела я, зная ответ заранее.

— Возле душевых кабин. Сердечный приступ ее убил. Но Алиса Дебри фон Ярик никогда не страдала сердечнососудистыми заболеваниями, — ван Чех утер лицо платком, — она была хорошей женщиной, несчастной, но доброй, у нее была надежда.

— Плачешь о шарфике? — гортанно рассмеялась Кукбара, оба ее глаза горели святой ненавистью и торжеством. Я обернулась к ней, посмотрела в это круглое лицо и возненавидела ее. Такую бурю эмоций я еще никогда не испытывала.

— Ты убила ее, — я бросилась на Кукбару и с размаху прижала ее к стене, — Ты превратила ее в паука, а потом убила.

— Я показала только лишь истинную сущность, — злобно и спокойно усмехнулась Кукбара и оттолкнула меня. Я цеплялась за нее. Ненависть двигала мной, хотелось убить это чудовище, за все ее речи и убийство странной, но, ни в чем не повинной Алисы.

— Когда я превращала ее в паука, она вовсе не казалась тебе милой и беззащитной, — Кукбара отбросила меня от себя.

Я упала и больно ударилась спиной об пол. Тут же вскочила, чтобы броситься и придушить эту гадину, но теплая, очень тяжелая цепкая рука остановила меня. Доктор ван Чех тряхнул меня и от души дал мне пощечину.

— Никто и никогда не давал тебе никакого морального права желать смерти тому или иному существу, каким бы мерзким оно тебе не казалось, — глаза доктора ярко сверкали, — идем, успокоишься.

Он грубо выпихнул меня из кабинета, а сам притормозил возле Кукбары, вольготно раскинувшейся на своей кровати. Она мило салонно улыбалась.

— У тебя никогда не было права судить других людей. То, что ты делаешь, мерзко. Мы трое знаем, что Алиса умерла не своей смертью.

— Ты этого не докажешь, — ласково прожурчала Кукбара.

— Это и спасает тебя, — ван Чех холодно кивнул и пошел к выходу.

Уже на пороге его настиг голос Кукбары:

— Ты же всегда неровно ко мне дышал, Октео. Будь откровенен сам с собой.

Доктор вздрогнул, опустил глаза и долго стоял сгорбившись.

— Тебя я ненавижу, — прошептал он и захлопнул дверь.

Еще долго по коридору раскатывалось эхо от смеха Кукбары фон Шпонс — директора уникальнейшего цирка говорящих пауков.

Мы вернулись в ординаторскую. Доктор ван Чех был раздавлен. Он налил нам коньяку. Пили не чокаясь.

— Ты пугаешь меня, Брижит, — хрипло сказал он, отойдя к окну, — Ты — эмпат, очень сильный эмпат, так это называется языком нормальных людей… Хотя, что есть норма?!

Доктор подождал, пока вопрос лопнет в полнейшей тишине и продолжил:

— Теперь уже нет смысла молчать. Я и сам бывал в этом пограничье, как зовет его Пенелопа. Там люди обретают то ли истинное обличье, то ли свое второе я. Мне не хотелось бы думать ни об одном, ни о другом. При этом провести туда так, чтобы ты не свихнулся, может только она. Всем остальным добро пожаловать в безумие.