Алена Даркина: Убывающая луна: распутье судьбы

Рекем шагнул внутрь. Его ожидала "хозяйка" — леди Зулькад. Женщине едва исполнилось сорок, а морщинки уже легли возле глаз и рта — слишком много забот лежало на ее плечах. Из-за высокой прически она казалась еще выше и сухощавей, в точности повторяя силуэт кипариса, росшего в Лейне. Строгое темно-синее платье закрывало и горло, и руки, несмотря на летнюю жару — с тех пор, как на королевской охоте погиб ее муж, она всегда одевалась так. Кабинет был очень маленький — в его замке такие комнаты оставляли слугам. Все, что тут умещалось, — это секретер слева у стены с медной фигуркой лошади на верху, небольшой столик напротив входа за спиной графини, да пара мягких стульев. Пожалуй, лишь они покупались недавно и были достойны служить мебелью для знатной семьи. От остального веяло древностью. Обои выцвели, и рисунок на них почти не проглядывался. Из-за того, что в большой железной люстре, висевшей под потолком, зажгли не все свечи, дальняя часть узкой комнаты терялась в полумраке.

— Добрый вечер, леди Зулькад, — Рекем склонил голову. — Извините, что так поздно. Задержался в дороге.

— Добро пожаловать, граф, — женщина поджала губы, показывая, как ей не нравится это вторжение. Так ведь Рекем не к ней прибыл. — Как мне передали, вы хотели видеть леди Шедеур?

Тоненькая фигурка в шелковом коричневом платье шагнула из темноты так стремительно, что Рекем сделал шаг назад.

— Я не леди Шедеур, — горячо возразила светловолосая девушка. — Я принцесса Мирела и требую, чтобы вы называли меня полным титулом.

— Леди Шедеур, — сузила глаза графиня, — я думала, хотя бы при графе вы будете…

Закончить она не успела. Рекем склонился на одно колено и склонил голову, чтобы как полагается приветствовать королевскую особу.

— Ваше высочество… — чуть слышно промолвил он.

Пусть король выгнал ее мать из дворца, пусть он требует признать дочь незаконнорожденной, но все, даже графиня Зулькад понимают, что это наглая ложь. И никто, никогда не сможет изменить того, что Мирела — дочь короля Манчелу, единственная принцесса крови* в стране.

*Принцесса крови, принц крови — на Гоште этот титул принадлежит детям короля, которые по закону трон не наследуют.

Совсем недавно уже за такое обращение человек мог попасть на плаху. Сейчас формально ничего не изменилось, кроме того, что после казни ведьмы Сайхат, второй жены короля, принцесса вновь стала переписываться с отцом. Но дерзость Рекема сбила с толку графиню и она, передернув плечами, заявила.

— Я позволяю вам переговорить не больше четверти часа. Его величество король Манчелу дал мне четкие указания относительно содержания леди Шедеур…

— Я принцесса Мирела!

— И если вы будете нарушать королевский указ, мне придется немедленно доложить об этом его величеству, — после этого она быстро покинула комнату.

Граф слушал это все также стоя на одном колене. Как только дверь за женщиной закрылась, тон принцессы изменился.

— Встаньте, граф Бернт, — попросила она устало. Бернт поднялся и украдкой взглянул на нее. Тонкие, очень нежные черты лица. Волосы собрали у висков, но они свободно падали на спину золотой волной. Голубые как у отца глаза при неярком освещении приобрели глубокий, синий цвет. — У нас такое каждый день, — чуть виновато объяснила она. Мой духовник учит меня, что если я промолчу хотя бы один раз и не потребую, чтобы меня называли принцессой, ничто уже не сможет изменить мою участь. Я все-таки стану незаконнорожденной дочерью. А ведь это несправедливо, она опустилась на стул, а графу указала на другой. — Садитесь.

— Ваше высочество, — запротестовал он, — по этикету…

— Боже мой, о чем вы? — горько воскликнула она. — Какой этикет? Меня унижают уже семь лет, и теперь я должна слушать единственного человека, оказавшего мне почтение, стоя? Не спорьте, пожалуйста! Садитесь немедленно.

Рекем едва заметно улыбнулся и исполнил приказ. На первый взгляд девушка была такой хрупкой, что казалось, стоило крикнуть, и она упадет в обморок. Но теперь стало понятно, как она смогла сопротивляться королю и ведьме Сайхат, его жене, столько времени. За это время королеве Езете, первой жене Манчелу, и принцессе, ее дочери, не позволяли покидать стены замка, не давали деньги даже на необходимое, лишали верных слуг, не позволяли писать письма и видеться с друзьями. Сайхат с ведома короля с каждым годом ужесточала условия их содержания. Всех, кто проявлял милосердие к изгнанницам или называл женщин титулами, которых они лишились — жестоко наказывали. Лишь после казни Сайхат король стал обращаться с пленницами мягче, и многие все еще надеялись, что скоро он вернет их ко двору.