Венди Хиггинс - Сладкое зло [litres]

Рахав с издевкой сказал ей:

— Хватит тут нюни распускать. Твой отец проявил достаточно заботы о тебе. Он уже много лет назад тебя предупредил, дошел даже до того, что обратился к медикам. Тебе же и операцию делали, так?

Герлинда кивнула и испустила душераздирающий сдавленный крик, который, похоже, изо всех сил сдерживала, пока он не вырвался. Я сжала зубы и несколько раз сглотнула и поморгала — глаза щипало.

— Так в чем тогда проблема? — Рахав перешел на крик. Его французский акцент усилился настолько, что стало трудно разбирать слова, а из губ у него вылетали брызги слюны. — Ты даешь своему аппетиту слишком много воли, он заставляет тебя изменять нашему делу. Неумеренность — это для людей. Не для испов. Вашему племени не положено искать радости и утешения! Вы ничто!

Рахав слегка кивнул Фарзуфу, и тот взял в руки маленький круглый столик, стоявший возле сцены. На столике было три тарелки, на каждой — варианты еды: кусок шоколадного торта, гамбургер, ломоть лимонного пирога с безе. Фарзуф поставил столик перед Герлиндой, сошел со сцены и сел на свое место. Соседи шумно его приветствовали.

— Так как ты всю жизнь обжиралась, мы даруем тебе милость и позволяем уйти из этой жизни с помощью пищи. Тебе повезло, испа, у тебя есть выбор. Две из трех вкусностей отравлены смертельными ядами. Один яд убьет тебя быстро. Другой обещает боли, рвоту, кровотечения, и ты будешь мучиться, пока у тебя не окажутся разъедены все внутренности. — Рахав помедлил, давая всем время, чтобы усвоить зловещий смысл сказанного. — В еде на третьей тарелке яда нет вовсе. Если ты выберешь еду, которая не отравлена, то получишь еще год на исправление.

Нет. Они не могли этого сделать. Мой отец и трое его соседей по столику наблюдали за происходящим с вежливым равнодушием, не болтали и не смеялись с остальными. Я хотела, чтобы отец это остановил; он, видимо, почувствовал мой взгляд, потому что повернул голову и посмотрел в мою сторону. Из его карих глаз ко мне полетело полное злости предостережение — не говори ни слова!

У меня задрожала челюсть, и я прикусила нижнюю губу. А отец повернулся назад к сцене.

— Что же это будет, Герлинда? — Рахав взмахнул рукой над тарелками. — Умрешь ли ты быстро, или тебе предстоит корчиться от боли, пока яд пожирает стенки твоего желудка? — Он с улыбкой взглянул на торт. — Смерть от шоколада. Готов спорить, ты и не мечтала о таком сладостном конце.

— Возьми шоколад! — закричал кто-то из повелителей, и вот уже весь его столик выкрикивал свои варианты, как будто на игровом шоу.

Чувствуя сильную тошноту, я в странном оцепенении сползла на самый краешек стула. У Герлинды была надежда — она могла выбрать неядовитую пищу. Я хотела переглянуться с друзьями, но не могла оторвать глаз от сцены. Отец наклонился на стуле немного вперед и почесывал двумя пальцами щеку. Он украдкой бросил на меня быстрый взгляд, а пальцы продолжали двигаться вверх-вниз, неестественно. Два. Два. Сигнал. Его глаза опять метнулись ко мне, а затем — к столику с едой.

Вторая тарелка не отравлена! Отец знал о моей способности, отличавшей меня от остальных испов. Я умела мысленно влиять, и больше никто из повелителей об этом не знал. Никто меня не заподозрит. Я надеялась, что до сцены достаточно близко.

— Пора выбирать, — промурлыкал Рахав. Повелители разбились на группы, и каждая скандировала свой вариант, а духи-демоны над нашими головами прыгали, предвкушая удовольствие. — Что же ты выберешь, Герлинда? Какой вкус станет последним на твоих губах перед тем, как ты встретишься с нашим высокочтимым владыкой?

Она сломалась и лишь мотала туда-сюда головой, с плачем повторяя — Nein, nein, nein [12] Нет, нет, нет ( нем .). .

— Вторая тарелка, Герлинда, — мысленно приказала я ей. — Возьми гамбургер!

— Выбирай же, а не то я выберу за тебя, — сказал Рахав, которому надоело слушать вопли Герлинды; они уже сделались совсем неразборчивыми. — Догадываешься, что это будет?

Герлинда с трудом подняла вилку и, трясясь всем телом, воткнула ее в лимонный пирог. Нет! Повелители, которые болели за пирог, радостно закричали, остальные засвистели и зашикали.

— Давай же, chérie [13] Дорогая ( фр .). . — Рахав улыбнулся. — Кушай с удовольствием. А мы с удовольствием посмотрим.

— Не пирог, Герлинда! Нет! Бургер! Он не отравлен! — Я так навалилась на столик, что он поехал, и я чуть не упала вперед. Герлинда со стуком уронила вилку, прижала пальцы к вискам и зажмурилась.