Эрик Эддисон - Змей Уроборос

Когда окорок разрезали и до краев наполнили кружки, приказал Король: — Позовите моего карлика, и пусть он позабавит нас смешными ужимками.

И в зал вошел гримасничающий карлик, одетый в камзол без рукавов с желтыми полосами, сделанный из поддельного бархата. За ним по полу тянулся длинный безжизненный хвост.

— Какой отвратительный карлик, — сказал Ла Фириз.

— Не говорите об этом вслух, князь, — усмехаясь сказал Кориниус. — Вы не знаете его талантов. Именно его Король Горис XI — да славится его память! — послал в Гелинг к Лорду Джуссу и лордам Демонландии. И мы проявили к ним величайшее вежество, послав им этого полоумного послом.

Карлик, к величайшему удовольствию Лордов Демонландии и гостей, начал кривляться, и еще принялся вышучивать Кориниуса и Князя, назвав их двумя павлинами, яркое оперенье которых никто не может отличить друг друга; оба лорда заметно обиделись.

Потом, когда вино согрело сердце Короля, он обратился к Гро и сказал: — Радуйся, Гро, и не сомневайся, что я исполню свое слово и сделаю тебя королем в Зайё Закуло.

— Повелитель, я навсегда предан вам, — ответил Гро. — Но мне кажется, что я совсем не гожусь для того, чтобы быть королем. Я всегда помогаю другим добиться счастья, но не себе.

В это мгновение Герцог Корсус, который, растянувшись на столе, почти спал, внезапно крикнул сильным, хотя и осипшим голосом: — Пусть поджарят меня дьяволы, если ты не сказал правду! И не боись, что твое счастье махнуло хвостом. Дайте мне немного вина, полный до краев кубок. Ха! Ха! Ведьмландия! Ха! Ха! Ты победишь! Эй, Король, когда вы наденете корону Демонландии?

— Корсус, — сказал Король, — неужели ты пьян?

Но Ла Фириз сказал: — На Островах Фолиотов вы поклялись соблюдать с Демонландией мир, и дали страшные клятвы навсегда отказаться от попыток владычества над Демонландией. Я надеюсь, что все ссоры закончились.

— Да, так оно и есть, — ответил Король.

Корсус слабо хихикнул. — Вы сказали хорошо: очень хорошо, Король, очень хорошо, Ла Фириз. Наши ссоры закончились. Нет места для них. Потому что, смотри сюда, Демонландия — это зрелый фрукт, готовый упасть в наш рот. — И, запрокинув голову назад, он широко открыл рот и поднес к нему садовую овсянку, с которой капал жир, держа ее за одну ногу. Птица выскользнула из его пальцев, упала на щеку, соскользнула на брюхо, а потом и на пол, запачкав соусом его медную кольчугу и рукава его светло-зеленого камзола.

Кориниус разразился смехом, но Князь Ла Фириз вспыхнул от гнева, нахмурился и сказал: — Только рабы, милорд, смеются над пьяницами.

— Тогда сиди молча, Князь, — сказал Кориниус, — иначе тебя самого так назовут. Что касается меня, то я смеюсь над своими мыслями, и нет среди них ни одной низкой.

Но тут Корсус вытер лицо и громко запел:

И Корсус опять тяжело упал на стол. А карлик, над чьими шутками лорды смеялись только тогда, когда сами не были их мишенью, подпрыгнул вверх и вниз, и закричал: — Слушайте, слушайте, чудо, чудо! Пудинг запел. Эй, рабы, несите сюда две больших тарелки, потому что вы положили блюдо прямо на стол. Одной слишком мало, чтобы вместить такое количество воловьего сала и крови. Быстрее, и взрежьте его, прежде чем пар прорвет кожу.

— Я сам сейчас тебя взрежу, мерзавец, — крикнул Корсус, вскакивая на ноги; он схватил карлика одной рукой за запястье, а второй изо всех сил ударил его по уху. Карлик запищал и так сильно укусил Корсуса за палец, что тот выпустил его руку; и карлик убежал из зала, а вся компания весело рассмеялась.

— Вот убегает глупость перед мудростью, хранящейся в вине, — сказал Король. — Принесите мне икры, красной и черной, и жареные хлебцы. Пейте, Князь. Трамнианское красное — густое как мед, и направляет мысли к философии богов. Какая в сущности пустая вещь — честолюбие. Оно погубило Газларка, который вспыхнул, бросился в бой и кончил абсолютной пустотой. А что думаешь ты, Гро, философ?

— Ах, бедный Газларк, — сказал Гро. — Честолюбие охватило его сознание, и вот он, вопреки своим ожиданиям, разбит нами, Даже если бы он внезапно поумнел, и, вопреки всем ожиданиям, разбил бы нас, то и тогда он был бы даже дальше от исполнения своих страстных желаний, чем тогда, когда впервые вышел в мир. В Зайё Закуло у него было все: еда, питье, прекрасные сады, бесценные сокровища, музыканты и красавица жена, довольство и покой на всю оставшуюся жизнь. И, в конце концов, каким бы курсом мы не шли по жизни, приходит забвение, и мы бросаем якорь в порту, навсегда. Сухие лавровые или кипарисовые листья, и горсточка праха. Вот и все, что остается. Больше ничего.