Денис Чекалов - Френки и Майкл

– Не нравится, адское отродье? – прорычал вампир. – Что? Боишься освященного топора?

Светящиеся молнии, рождаясь в округлом лезвии, стекали по поднятым рукам вампира, охватывая их мелкой хрустящей сеткой. Франсуаз отступила еще на один шаг, ее губы кривились в торжествующей улыбке.

Яркие молнии спустились до плеч твари и обхватили их, вонзаясь все глубже в потемневшее тело. Только теперь вампир понял, что что-то происходит; он повернул голову туда, откуда слышался хруст, и увидел, что его рука объята золотыми нитями.

Вампир распахнул пасть в крике; его рот взорвался золотым светом, и гнилые зубы посыпались на пол, раздирая губы.

– Считай это шампунем от перхоти, – произнесла Франсуаз.

Вампир сделал шаг, с силой опуская лезвие. Он метил в голову девушки, но уже не мог прицелиться точно. Я перехватил рукоятку его топора, и вампир зарычал от неудержимой ярости. Он попытался стряхнуть меня, и лишь с большим трудом мне удалось устоять на ногах.

Я отпустил правую руку, удерживая топор одной левой. В черных глазах вампира, раздираемых болью, я прочитал торжество. Он резко поднял топор, и мне пришлось разжать ладонь.

В то же мгновение моя правая рука глубоко вошла в тело твари.

Я расслабил кисть и направил ее сквозь его ребра. Два из них, которые мне мешали, я сломал. Я проходил сквозь его мясо так же легко, как если бы это была вода. Тело вампира застыло, когда он ощутил, что мои пальцы обхватывают его сердце. Я сжал кисть и с силой выдернул руку.

Вампир пошатнулся; в левой стороне его тела зияла окровавленная дыра. Он посмотрел на меня и увидел свое сердце в моей руке.

Пальцы вампира разжались, роняя топор. Его рот, ставший бесформенным из-за разорванных губ, распахнулся, и наполовину откушенный язык вывалился из него.

Крупное сердце вампира продолжало сокращаться и пульсировать в моей ладони, с каждый толчком из него выплескивалась струя крови.

– Сделай это сама, дорогая, – сказал я.

– С удовольствием, – усмехнулась она.

Вампир рванулся вперед последним, отчаянным усилием. Его когтистые лапы вытянулись вперед и сомкнулись, хватая пустоту.

Я бросил сердце вампира, и Франсуаз наступила на него, давя и размазывая по полу.

– Боюсь, я разбила ему сердце, – вздохнула она.

Вампир поднес руки к тому месту, где еще минуту назад билось его сердце; он засунул пальцы глубоко внутрь и застонал. Его черные глаза закатились, став моментально желтыми и тускнея с каждой секундой.

В последнем усилии он перекусил свой язык и рухнул на колени.

Франсуаз подошла к твари и пустила ему в рот серебряную пулю.

– Не говори, что отпустили тебя голодным, – сказала она.

– Как я вижу, взять его живым вам не удалось, – произнес Маллен.

– Он не может сказать, что мы не пытались, – ответила Франсуаз.

– Он вообще уже ничего не сможет сказать, – взорвался полицейский. – Обязательно было его убивать?

– Не знаю, как высоко вы цените жизни тех людей, что ждали его на лестнице, – ответил я. – Но я полагаю, что лучше потерять убийцу, чем десять стражников.

– Я вас ни в чем не упрекаю, – сказал Маллен, хотя только что занимался именно этим.

– Сами бы попробовали, – проворчал я. – У вас есть носовой платок?

– Можете не возвращать, – буркнул Маллен. – Все еще хотите переговорить с теми двумя проститутками?

– Это может быть полезно, – согласился я. – Вызовите отца Карлоса из католической церкви в восточном районе. Пусть он позаботится о сожжении тела.

Франсуаз поправила волосы.

– Пусть ваши люди не прекращают поиски, – сказала она. – Этот недоносок не приезжал из Аспоники два дня назад. Значит, у нас еще два ублюдка ходят по улицам.

– Я всего лишь глупый полицейский, – огрызнулся Маллен, – но до трех я уж как-нибудь сосчитаю и сам.

Он вернул на место свой заряженный серебряными пулями револьвер, который так и не понадобился. После этого тяжело направился к двери.

– Держу пари, с каждым шагом он продавливает по квадратному футу в потолке внизу, – сказал я.

– Я всего лишь сказала, что два взбесившихся от крови вампира все еще ходят по улицам.

– Ты во всем можешь найти что-то хорошее, – заметил я.

– Встречаюсь же я с тобой, – улыбнулась Франсуаз.

– Никто сюда не заходит! – Маллен отдавал приказания, стоя в дверях. – Никого не впускайте, пока там все не уберут.

Окинув взглядом комнату, покрытую темными пятнами запекающейся крови и усыпанную отрубленными частями нечеловеческого тела, Маллен глубоко вздохнул и удовлетворился сознанием того, что все плохо.