Джон Толкин - Хоббит, или Туда и Обратно

Ложась, он слышал, как Торин в лучшей отведенной для него спальне все ещё напевает:

Бильбо уснул, слыша эту песню, и поэтому снились ему кошмары. Проснулся он гораздо позже рассвета.

Бильбо вскочил, оделся и побежал в столовую. Здесь никого не было, хоббит увидел только остатки обильного, но торопливого завтрака. В комнате все было перевернуто, а на кухне громоздилась немытая посуда. Казалось, использовались все бывшие в доме горшки и сковороды. Предстояло так много мытья посуды, что Бильбо вынужден был поверить: вчерашний неожиданный прием не был частью его ночных кошмаров, как он надеялся. Но в то же время он почувствовал облегчение при мысли, что все ушли без него, даже не побеспокоившись его разбудить («но и спасибо никто не сказал», — подумал он); и в то же время почему–то он испытывал легкое разочарование. Это чувство его удивило.

— Не будь дураком, Бильбо Бэггинс! — сказал он самому себе. Думать о драконах и прочей иноземной чепухе в твоем возрасте! — Поэтому он надел передник, разжег огонь, вскипятил воду и перемыл посуду. Потом приятно позавтракал на кухне, прежде чем возвращаться в столовую. К этому времени уже взошло солнце; входная дверь была открыта, и через нее врывался теплый весенний ветер. Бильбо начал громко насвистывать и уже был готов забыть предыдущий вечер. В сущности он готов был уже вторично позавтракать в столовой у открытого окна, когда вошел Гэндальф.

— Мой дорогой друг, — сказал он, — когда же ты пожалуешь? Как насчет раннего начала ? Я вижу ты завтракаешь или как ты это назовешь — в половине десятого! Гномы не могли ждать, но оставили тебе записку!

— Какую записку? — покраснев, спросил бедный мистер Бэггинс.

— Великие слоны! — воскликнул Гэндальф. — Ты сегодня утром сам не свой. Ты даже не стер пыль с каминной доски!

— А какое она имеет к этому отношение? Мне хватило работы с мытьем посуды за четырнадцатью

— Если бы ты вытер пыль с каминной доски, то нашел бы под часами это, — ответил Гэндальф, протягивая Бильбо записку (написанную, конечно, на собственной писчей бумаге хоббита).

Вот что прочел Бильбо.

«Торин и компания приветствуют взломщика Бильбо! Наша искренняя благодарность за ваше гостеприимство; с благодарностью принимаем и ваше великодушное предложение профессиональной помощи. Условия: оплата по получении, размером до, но не свыше четырнадцатой части общей прибыли (если таковая будет); в любом случае гарантируется компенсация всех дорожных расходов; если возникнет необходимость и если покойник не примет заранее мер, расходы на похороны оплачиваем мы или наши представители.

Считая невозможным нарушать ваш драгоценный отдых, мы уходим, чтобы завершить необходимые приготовления, и будем ожидать вашу почтенную особу в трактире постоялого двора «Зеленый Дракон» на Байуотер точно в одиннадцать утра. Надеюсь, вы будете пунктуальны .

Имеем честь оставаться

искренне вашими

Торин и компания» .

— Осталось десять минут. Тебе придется бежать, — сказал Гэндальф.

— Но… — начал Бильбо.

— На это нет времени, — прервал его колдун.

— Но… — снова начал Бильбо.

— И на это тоже! Пошли!

До конца своих дней Бильбо не мог сообразить, как оказался снаружи — без шляпы, без посоха, без денег, вообще без всего, что обычно прихватывал, выходя из дому; он оставил свой второй завтрак недоеденным, посуду — немытой, сунул ключи Гэндальфу в руки и побежал по дорожке так быстро, как могли нести его поросшие шерстью ноги, побежал мимо большой мельницы, пересек Воду и пробежал еще больше мили.

Запыхавшись, появился он на Байутер с последним одиннадцатым ударом часов и обнаружил, что у него с собой нет даже носового платка!

— Браво! — сказал Балин, который поджидал его у входа на постоялый двор.

И в этот момент из–за угла на дороге, ведущей из деревни, показались все остальные. Гномы ехали на пони, а на каждом пони был еще самый разнообразный груз, множество сумок, свертков и тому подобного. Был и очень маленький пони, очевидно, предназначенный для Бильбо.

— Садитесь вы двое, — сказал Торин, — и поехали!

— Мне очень жаль, — ответил Бильбо, — но я явился без шляпы, и оставил свой носовой платок, и у меня нет денег. Я до десяти сорока пяти не видел вашу записку.