Коллин Хоук - Мечта тигра

— Не важно, — тихо сказал я ему. — Ана хотела бы, чтобы я тебя спас. Я знал, что будет цена.

Кадам кивнул и остался со мной и Аной на ночь. Я пытался узнать у него, сколько нам осталось, но его блестящие глаза ничего не выдавали. У нас могли быть века, годы, месяцы, дни. Незнание было хуже всего.

Я бы молился ради помощи Ане, но кому могли молиться богиня и ее муж? Я две недели провел рядом с ней, вытирал ее лоб, отгоняя голосок в голове, что говорил мне, что болезнь была сильнее, чем говорил Кадам.

Ана пришла в себя, но была не такой после долгой болезни. Ее сила почти пропала, и она начала стареть. С каждым прикосновением я передавал ей энергию. Это стало моей одержимостью. Я смотрел с каждым днем на новые морщины вокруг ее рта, на темные пятна на ее ладонях. Белые волосы появились среди черных, и даже ее любимый сад начал страдать. Впервые за века ее розы начали увядать.

Я взял ее за руки в один из дней, подул на них, передавая столько силы, сколько мог, и услышал ее голос в голове:

«Сохан, — тихо сказала она. — Пора перестать, любимый».

Я поднял голову и спросил вслух:

— Я тебя раню?

«Нет».

Я хмуро сказал:

— Тогда в чем дело? — Ана посмотрела на меня, и что-то во мне лопнуло. — Нет, — выпалил я. — Нет, Ана. Не это, — слезы покатились из глаз, я всхлипнул. Моя Ана, моя жена обнял меня, и я плакал.

— Тише, мой тигр, — едва слышно сказала она. — Пришло время. Мы уже долго его оттягивали.

Я поднял голову.

— Я могу больше. Я могу…

— Идем со мной, — перебила она. — Перенеси меня еще раз.

Ана давно потеряла способность прыгать во времени, и полагалась только на меня. Я перестал делать это, заметив, как прыжки выматывали ее. Я хотел возразить, но она открыла мне разум, и все мои отрицания пропали от ее уверенности.

Я нежно поднял ее на руки, слезы лились по моему лицу. Я спросил:

— Куда ты хочешь?

Она убрала волосы от моих глаз, поцеловала мою щеку и сказала:

— Ты знаешь место.

Я кивнул и перенес жену в наш домик в Шангри-Ла. Ее тело задрожало от перемещения.

— Мы здесь, — сказал я.

Ее голос был тихим в моей голове:

«Отнеси меня к водопаду».

Я так и сделал. Создав одеяло, я устроился с ней на руках, прислонившись спиной к дереву. Она прильнула ко мне, шелковистые волосы щекотали мою шею.

«Обещай мне», — сказала она.

Я сжал ее талию и ответил:

«Что угодно, премика».

«Обещай, что закончишь вырезать камень правды».

Это раньше не казалось важным. Я хотел сделать много всего, и чаще всего это касалось Аны. Каждый раз, когда я брал камень, что-то отвлекало меня. Я всегда понимал, что времени еще много. Теперь мое время заканчивалось. Я кивнул, задев щекой ее щеку.

Мы тихо сидели и смотрели на воду. Наши разумы были соединены, слова не были нужны. Я знал каждую ее мысль, каждое желание, а она — мои. Она сожалела больше всего, что оставит меня одного. Она заставила меня пообещать, что я не наврежу себе, что я буду время от времени проверять наших потомков.

И после этого остался лишь гул нашей любви. Он растекался между нами, становился все слабее, пока моя Ана не умерла. Она казалась такой мирной и неподвижной. Я устроил ее удобнее в руках. Она словно спала. Рыдая, я поцеловал ее губы в последний раз, потом щеки, ее закрытые веки, не желая расставаться с ней.

Мы были вместе веками, но этого было мало. Даже вечности с Аной было мало. Мы были едины разумом, душами и любовью. Но теперь я остался… один. Я буду одиноким до конца дней. Я мог лишь надеяться, что ненадолго.

— Я люблю тебя, моя леди, — прошептал я, соленые слезы катились по моим щекам и падали на ее фарфоровое лицо. Я вытер их, встал и приготовил место, где будет покоится моя любимая. Дом в саду растаял, на его месте возник большой камень. Гладкий гранит украсили вырезанные цветы.

Подняв богиню Дургу, мать наших детей, мою красивую жену, я опустил ее сверху, скрестил ладони на ее груди. Шарф сделал ей красивое платье, и цветы выросли вокруг камня. Я опустил ладонь на своем плече.

— Мне так жаль, сын, — сказал Кадам. Он крепко обнял меня, и я зарыдал с новой силой в его плечо.

Мы стояли вместе, смотрели на нее. Мы три дня оставались у могли Аны, как моя мать делала для отца. За это время мы не ели и не спали. Я направлял на ее лицо лунный свет, ограждал от жара солнца днем. Когда три дня прошло, я подошел к ней и прижался губами к ее лбу в последний раз. Камень окутал ее и запечатал ее гробницу.

Не знаю, сколько я стоял там, прижав ладонь к камню, но Кадам успел уйти и вернуться. Он сказал: