Мишель Харрисон - 13 сокровищ

Сидя на заднем сиденье, Таня не отрывала взгляда от затылка матери.

— Не понимаю, почему я должна жить с ней. Наверняка есть и другие места, куда можно меня отослать.

— Больше некуда, — ответила мать, заспанная и казавшаяся блеклой без обычного макияжа. — Мы уже сто раз обсуждали это.

— Почему я не могу просто уехать к папе?

— Ты же знаешь, он уезжает на несколько месяцев по работе. Что тебе делать в пустом доме?

— До сих пор не могу поверить! Неделя, какая-то вшивая неделя летних каникул, а теперь я должна провести с ней ужас сколько времени! — воскликнула Таня. — У няни Айви и то было лучше.

— Ну, няни Айви больше нет. Вот уже три года, как нет. И тебе не повредит сделать над собой усилие и побыть какое-то время с бабушкой, которая пока еще жива.

— Да уж, без усилий не обойтись, потому что с ней у меня одни сплошные проблемы. Даже два дня проторчать в этом затянутом паутиной доме — жуть какая-то! Если бы ты не настаивала, я бы и столько не выдержала.

— Неправда.

— Нет, правда! Она тоже не хочет, чтобы я жила там, и ты это знаешь! Разве она хоть раз приглашала меня к себе по доброй воле?

Мать хранила молчание. Таня поджала губы.

— Что, нет? Вот именно!

— Хватит! Ты сама виновата. Вспомни, что ты вытворяла прошлой ночью… и все последние месяцы. — Тон матери смягчился. — Мне нужна передышка. Думаю, нам обеим она нужна. В конце концов, речь идет всего о паре недель. По-моему, это справедливо… и я даже позволила тебе взять с собой Оберона. А потом, когда вернешься, у нас состоится серьезный разговор.

Таня молчала, пытаясь проглотить ком в горле. Мать вставила в CD-плеер автомобиля диск — это означало, что разговор окончен.

Жалобный вой вырвался из глотки слегка страдающего избыточным весом добермана, втиснутого между Таней и большой сумкой с вещами. Она положила руку на затылок пса и, успокаивая, принялась почесывать за шелковистыми ушами, уныло глядя в окно. Сколько бы она ни протестовала, толку никакого. Ей придется жить с бабушкой столько, сколько захочет мать.

Так они и ехали. На переднем сиденье мать смотрела прямо перед собой, на дорогу. На заднем сиденье Таня буравила взглядом затылок матери.

— Вот мы и на месте.

Таня посмотрела, куда указывала мать, но увидела лишь плотные ряды деревьев и кустов.

— Тут все заросло сильнее, чем обычно.

— Тут всегда все зарастает! — сердито сказала Таня. — Еще чуть-чуть, и мы вообще проехали бы мимо.

За деревьями невозможно было разглядеть, куда ведет узкая дорога и где она кончается. Ветки царапали бока машины, вокруг летали раздраженные появлением чужаков фэйри. Один опустился на окно рядом с Таней и с любопытством уставился на нее. Он оставался там около минуты, все время ковыряя в носу грязным пальцем. К ее облегчению, это занятие вскоре ему надоело и он вернулся на дерево. Она вздохнула: без сомнения, впереди у нее много таких встреч. Каким-то образом фэйри всегда узнавали, что она может их видеть, и слетались к ней, сколько бы она ни притворялась, что понятия не имеет об их существовании.

Дорога все тянулась, изгибаясь, точно лабиринт, из которого никогда не выбраться. В конце концов деревья стали реже, и за последним поворотом налево машина остановилась перед большими коваными воротами, запертыми на висячий замок. По их ажурному каркасу тянулись искусно выкованные слова: «Поместье Элвесден». На каменных столбах скалили зубы горгульи. Мать Тани пару раз призывно посигналила, бросив раздраженный взгляд на часы на приборной панели машины.

— Почему, интересно, ворота все еще не открыты? Мы же предупреждали, что приедем часов в десять.

Она снова сердито просигналила.

Несколько минут ничего не происходило. Таня старательно отводила взгляд от горгулий. Поверх высокой стены можно было разглядеть лишь крышу дома.

— Можно выйти наружу и размять ноги, — сказала мать, открыла дверцу и выбралась из машины.

Таня с радостью последовала за ней: в машине было жарко и тесно. Оберон забегал среди деревьев, принюхиваясь, фыркая, помечая новую территорию.

— Какой чудный, свежий воздух! Подожди, ты будешь еще радоваться, что оказалась здесь.

Таня бросила на мать злой взгляд и оглянулась по сторонам. В отдалении послышался звон колоколов, и она вспомнила, что здесь есть маленькая церковь. Если не считать ее, дом стоял в гордом одиночестве, и хотя дорога от города заняла чуть больше двух часов, казалось, что они в совершенно безлюдном месте, полностью изолированном от всего остального мира. Прикрыв глаза от солнца, Таня посмотрела вдаль. К ним быстро приближалась темная фигура.