Василий Купцов - Последний леший

— А я выдержал, стерпел! — не смог не похвалиться Броня.

— Теперь тебе до следующей полной луны ничего не есть, пить только воду родниковую, да в баню не ходить…

— Но я же весь в этой… этой крови…

— То не простая кровь, она в тебя впитаться должна, она тебе силу и здоровье даст, да от ядов змеиных убережет, и от ядов стрельных — тоже… Имя свое новорожденное не забудь!

— Не забуду…

Кое-что изменилось с той ночи. Одоленя перестал пороть Броню и стал разговаривать с ним, как со взрослым…

А потом произошло то, что совершенно обескуражило Одоленю. К нему в дом, этак запросто, заявился тот самый черный колдун, которого так боялся Бронята. Зашел в избу, поклонился, уважил хозяина и его богов-покровителей, как положено. Ведун не мог отказать черному колдуну — нет такого обычая, чтобы гостя гнать! Пригласил в дом. И сразу спросил, как тот мимо заклятий охранных пробрался, как дорогу нашел.

— Видно, неплохой ты ведун, только самых простых вещей не разумеешь! — за это время Ферам отменно выучился говорить по-русски, — Я ведь к тебе без зла в мыслях да намерениях пришел, потому все твои заклятья — и не сработали!

— Как? — удивился Одоленя, — Ведь ведомо мне, Чернобогу ты слуга…

— Ну и что?

— Как что? — ведун был несколько растерян и не знал, что сказать.

— А разве ты не меня ищешь? — спросил Броня, до этого не произнесший не слова.

— Чего тебя искать, я всегда знал, где ты, — ответил Ферам.

— Я не отдам тебе своего ученика! — заявил Одоленя, — Если надо — будем драться!

— Зачем такие страсти? — засмеялся Ферам, — И зачем его у тебя отбирать? Ты его учи. Учи получше! Что б, когда ко мне придет, уже хорошим ведуном был. А уж волхвом я его изрядным и сам сделаю!

— Почему ты считаешь, что он сам к тебе придет? — спросил Одоленя.

— И чего ты ко мне прицепился? — перебил его отрок.

— Вопросов два, ответ — один, — Ферам благодушно улыбался, — ты, отрок, рожден, Ахриману, по-русски — Чернобогу, предназначенным… И то видно мне, поскольку сияние вокруг тебя такое же, как и у меня — черное, только послабее чуток. Но ничего, подрастешь, войдешь в силу — изрядным станет! Потому и нужен мне ты, именно ты, а не кто другой!

— А я думал, что ты Рахте да Сухмату через меня отомстить хочешь…

— Ну, отомстить — дело святое, конечно, и я отомщу… Только я твоих друзей прежних, богатырей глупых, в очередь поставил на дело мщения, и та очередь совсем не короткая, и много таких, кому я сначала жизнь попортить должен. Может, и до твоих дружков дело дойдет, да не до них сейчас…

— Как это не до них? — Броня даже обиделся. Как так, он Рахту с Сухматом за врагов даже не считает, что ли? Отомщу, мол, если время будет…

— Да дел много, — продолжал преспокойно рассказывать о своих делах черный колдун, — вот, к обрезанным съездил в посольстве толмачом, все князю Киевскому Владимиру нашему, Красному Солнышке, доподлинно доложил… Теперь к немцам поеду, а то — и в Царьград, быть может. И к тебе, паренек, заехал по пути.

— Так ты не собираешься его у меня отнять? — удивился Одоленя.

— Нет, конечно…

— Но, если ты говоришь, что Бронята все равно тебе предназначен, а забирать сейчас ты его не собираешься, так зачем вообще сюда заявился? — продолжал недоумевать ведун, — Сейчас?

— Он-то мне, вернее, повелителю моему предназначен по рождению, это — точно, только не знал он того. А теперь — знает. И как почувствует, что пора ему — будет знать, куда да к кому идти!

— Так вот ты зачем приходил… — наконец уразумел Одоленя, — Стало быть, сделал свое дело, да так, что я и помешать не мог.

— Мое дело — дать отроку некоторые знания, а ведь тебе, — Ферам заглянул в голубые глаза Одолени особым магическим взглядом, — тебе известно, как трудно помешать знаниям дойти до того, кто их жаждет!

Одоленя чувствовал полное бессилие. Эх, кабы бой! И с мечом, и с заклинаниями — одолел бы он черного колдуна. Да нельзя — гость, да и обиды не нанес… Просто вызвать на поединок — зачинщиком станешь, боги-покровители отвернутся!

— Он Заново рожденный, ему теперь сама Мать-Прародительница силу да охранение дала, — брякнул ведун то, о чем говорить не следовало.

— То — неплохо, — Ферам даже обрадовался, — если с Великой Матерью породнился, то неплохо. Но на нее не надейся, ей разборки Добра и Зла безразличны, она и не понимает даже, где добро, а где зло… Хотя, по правде говоря, и я не понимаю!

Одоленя молча, исподлобья смотрел на иноземного колдуна. Значит, и ему ведомо то, о чем говорят ведунам-русам только по окончанию учения. Тайна о том, что добро — это зло, а зло — добро, и станет добро — злом, а зло — добром, и нет ни добра, ни зла… А Матери-Прародительнице, его правда, добро и зло — без разницы, она лишь Жизнь и Смерть разумеет…