Эл Ригби - Капитан Два Лица

— Ах ты моя пришивная голова, как давно я тебя не видела… как-то ты выросла, да еще и отъелась на воле.

— Бабушка!

Старая королева зашлась молодым, совершенно довольным смехом. Розинда выпрямилась и потупилась.

— Прости меня. Ты, наверно, думала, что я…

Та приподняла брови.

— Умерла? Глупость какая, малышка, мне ли не знать, что ле Спада так просто не мрут? И женщины тоже. А уж мои-то внуки… что ты, что ты. У вас все это ветрогонство в крови.

— И вы туда же, — вздохнул Дуан. — В крови, в крови… Все, что может быть у меня в крови, так или иначе, от…

— Его семейки? — Бабушка ткнула пальцем в Железного. — Это он сам тебе наболтал? Слушай его побольше, он расскажет, как откусил кусок от диадемы Лувы и что на вкус она как козий сыр.

Тайрэ, внимательно и с интересом ее слушавший, чуть наклонил голову.

— Как вы можете убедиться, маара, и я, и наш общий друг с Тилмы просто проявили достаточно мужского такта и…

— …мужской глупости, хотел ты сказать! — Королева махнула рукой. — Лучше бы вы меня выдали, меньше у них было бы вопросов. Лучше бы…

— Выдали ? — тихо переспросила Розинда.

Она вряд ли что-то понимала, и Дуан тоже. А королева тянула, поглядывая то на него, то на нее. Рядом не наблюдалось ни одной кошки, и, может, от этого бабушке было неуютно и непривычно. Синие глаза переметнулись на Железного, но его лицо ничего не выражало: если капитан и получил немую просьбу, то предпочел не заметить. Досадливо хмыкнув, старая королева все же заговорила:

— Давно-давно, моя милая девочка, у нашей семьи, у твоего дедушки, были Соколы. Ино об этом уже знает, а ты?

— Слышала, — кивнула Розинда.

— Давным-давно, моя милая девочка, эти Соколы предали вас, потому что в важный момент им не доверились и они разуверились в своей нужности. Про это Ино тоже уже разболтали все, кто мог, но слышала ли ты?

— Не слышала…

— А еще, тогда же, давно-давно, у твоего отца, моя дорогая девочка, была мать, и этой матерью была я…

Розинда насупилась.

— Ну, я не глупая, бабушка. Мне известно, как появляются дети!

Старая королева издала тихий ласковый смешок.

— Но могла ли ты представить себе, что, когда самый главный из Соколов захотел уйти и позвал меня за собой, я согласилась, потому что мне опостылел твой тихий, скучный, безропотный дедушка и мне не было жаль даже оставлять юного сына? Потому что я захотела свободы и захотела… стать пиратом ?

Глаза принцессы распахнулись, да и Дуан, проверявший свой пистолет, едва не выронил его. В голове прозвучал неприятный до тошноты голос, сказавший, как оказалось, всего лишь чистую злую правду: « А вам стоило бы вообще держаться подальше от этих птиц! Равно как и птицам — от королев …» Дуан поднял взгляд. Бабушка больше не улыбалась.

— Я уступила тому, что завертелось у нас еще в Ганнасе. Я провела с Хангазо несколько Приливов, и мы любили друг друга, как любят мужчина и женщина. Да, Мужчина и Женщина, а не король и королева, которых нередко подталкивает друг к другу лишь условность. И я действительно стала почти той же, кем стала ты, маленькая розочка. Морской Соколицей, в которой никто не узнавал жеманную, зажатую супругу Овега Ученого. Какая я тогда была рыжая… — Веки мечтательно опустились. — Как Моуд. Совсем как она.

Некоторое время королева молчала, потом снова открыла глаза и обвела всех долгим пристальным взором.

— Со временем тоска взяла свое. Я знала, что мой уход подточил бедного Овега еще сильнее, чем предательство Эйратов. Знала, что он давно погиб, а тайна его позора — потерять жену, да как потерять! — так и осталась для всех тайной. Он, милый Овег, пекся о нашей чести! Пекся и мой сын, ставший великим воином. Пекся даже мерзавец ле Вьор. Зная, каким вырос Талли в таком-то окружении, я опасалась, но мне так хотелось посмотреть на него вблизи хоть разок. Я вернулась. И… он простил меня. Простил и позволил вернуться домой. Может, потому что сам был тогда так крепко и нежно влюблен, а любовь делает волю податливой, как шерстяная ниточка… а может, из-за чего-то другого. Так или иначе, он принял свою мать-предательницу, мать-беглянку, мать…

— Пиратку , — со слабой улыбкой закончил Дуан. И старая королева кивнула.

— Жажда перемен всегда жила во мне, сидела, вырывалась… а вырвалась в вас. Талли возненавидел все пиратское как знак опасности; пиратство и предательство были для него почти одним словом. Кто знает, может… в чем-то он был прав.