Altar: Подвиги Белого истари

Возможно что на мое осознание в безвременье повлияла сама скверна, но как же это выяснить?

Будь я обычным айнур, то я не смог бы активно действовать против скверны.

Пребывая в безвременье, мне пришлось пережить настоящую войну с тем кусочком скверны, который отпечатался у меня на ядре. Мне пришлось постоянно меняться, при этом стараясь сохраняться неизменным. Наверное моя борьба со скверной — это своеобразная Борьба Тзинча с Нурглом* (*Тзинч и Нургл — боги хаоса из вселенной Warhammer 40k).

«Такой вот у меня получился экспресс метод обучения манипуляциям с собственной душой».

Временами мне казалось, что спасения нет, что скверна необорима, потом я находил новый ход, и скверна отступала и снова видоизменялась, чтобы снова пойти в атаку. Но постепенно я смог вносить в скверну желаемые изменения, или скорее предсказывать будущие изменения. Я сам перенял методы скверны, изменялся в ответ на её изменения даже раньше её самой, (мои магоструктуры теперь сами атаковали скверну?) изменяя скверну под себя. Теперь зараза оборонялась от меня, но проигрывала. Шаг за шагом я поглощал её, и когда скверна исчезла, я понял, что теперь обладаю оружием против таких же существ как я, … как я был… только такой же, укротивший скверну сможет сопротивляться моей новой силе.

Интересно, Манвэ — укротивший скверну?

Как там мои дети справились со следами скверны? Возможно, Манвэ предпринял какие-либо меры безопасности — не мог же он дураком распылить эту заразу, не имея средств защиты?

Много вопросов…

Но мои дети были уже сильнее и умнее меня, наверняка они смогли справиться со следами скверны или как-нибудь изолировать её или выжечь. Я за них был спокоен, почти спокоен.

Я потерял свое воплощение, мое преображение отсрочено на неопределенный срок. Но я приобрел новую способность победителя скверны и сохранил свою сущность, пусть и измененную, но всё еще узнаваемую, хоть и несущую много новых черт, … но все-таки сохранил.

Даже когда нет никаких шансов, сражайся за свою суть, ибо у тебя нет выбора.

(В более поздних редакциях кодекса ордена Белой длани: сражайся за свои убеждения.)

Я находился в безвременье.

Долго ли коротко? В безвременье такие понятия бессмысленны, там нет никаких ориентиров времени и пространства, каждый погружен сам в себя. Но не нужно думать, что это такой внутренний мир, вовсе нет. Оно (безвременье) и внутри и снаружи одновременно, просто внутри существуют знакомые ориентиры и понятия. Эти ориентиры искажаются на столько, что приходится гадать о действительности и в большей степени действовать интуитивно. Разум там не помощник, находясь в сонном или возможно в каком-то сумеречном состоянии, разум становится неуклюжим и медлительным, неспособным даже на простые действия. В лучшем случае разум действует по старым шаблонам, что годится для простых ситуаций. Вот только в таком необычном месте простые привычные ситуации редки.

Пока боролся со скверной, то был занят и не замечал давления пустоты. Но сразу после победы пустота безвременья навалилась на меня и превратилась в опасность не слабее скверны.

Мне пришлось искать внутри себя инструменты и материалы для любого возможного дела лишь бы занять себя, что бы ослабить давление пустоты, но все равно, я потихоньку начинал терять себя, ощущая, как постепенно меркнут и бледнеют воспоминания. Я уже собирался погрузить себя в свой собственный мир-сон, создать зерно своего духа. Такое зерно, попав в какой-либо овеществленный или просто сущий мир, должно будет прорасти и вновь образовать мою личность. Но в итоге это умение не пригодилось.

Находясь в полной темноте, я ощутил прохладу (зима, ночь, снег, звёзды). Не понимая, где я и зачем, пребывал в растерянности.

В безвременье нет привычных чувств и ощущений, поэтому даже ощущая как бледнеют мои воспоминая я не чувствовал страха или отчаяния, я просто продолжал путь, сохранял прежнюю инерцию. Отмерил себе определенный предел, после которого должен свернуться в «семя» и вдруг ощутил прохладу — обычную прохладу. Вспоминаю множество похожих ощущений, когда испытывал прохладу, будучи живым, воплоти (утро, роса, прикосновение к камням).

Я снова был собой, в том смысле, что переживал узнаваемые, вполне обычные для себя ощущения. Я вошел в состояние похожее на сон, что было гораздо стабильнее моего предыдущего состояния, похожего на клубок черных змей состоящих из разных образов, разных сенсорных и чувственных переживаний, змей, которые устроили в темноте брачные игры.