Женщина рядом с хозяином дома не улыбалась. Хотя Валентина всегда говорила о матери как об очень жизнерадостном человеке, Никколо этого не заметил. Мадам Лиотар, казалось, преждевременно состарилась. Она исхудала, щеки запали, а бледная сероватая кожа говорила о тяжелой болезни.
Но Валентину это зрелище нисколько не смутило. Она так стремительно метнулась вперед, что слуга, державший над ней зонтик, едва поспевал за девушкой.
— Мама! Папа! — Она бросилась отцу в объятия.
Пока родители здоровались с дочерью, Никколо тактично стоял в стороне. Ему очень хотелось войти, но он ни в коем случае не хотел показаться невежливым.
— А вы, наверное, Никколо, — наконец повернулся к нему господин Лиотар. — Для нас большая честь приветствовать в нашем скромном доме сына Эрколя. Входите же! Я надеюсь, у вашего отца все в порядке?
— Он в наилучшем здравии, — по-французски ответил Никколо.
— Замечательно! Август, ты только посмотри, каким красивым мальчиком стал Никколо, — вмешалась мадам Лиотар.
Юноша поцеловал ей руку. Конечно, он предпочел бы, чтобы она не называла его мальчиком.
— И каким вежливым, — добавила мать Валентины. Несмотря на бледность, вблизи она выглядела не столь болезненно, как сперва показалось Никколо. — Вы должны нам все рассказать о поездке, о том, как обстоят дела в Италии, а главное, как поживает ваша семья, Никколо!
Присоединившись к семейству Лиотар, юноша вошел в дом. Он сразу же почувствовал себя здесь своим. Ему тут были рады, и Никколо посчитал это хорошим предзнаменованием.
Женева, 1816 год
— Все это знакомые нашей семьи, — с улыбкой объяснила Валентина.
Прикосновение ее ладони к его руке затуманивало разум. Юноша опьянел от радости, и ему казалось, будто он парит над паркетом.
Прием семейства Лиотар в честь его приезда был поистине великолепен. В особняке в Женеве собралось около сотни уважаемых людей города: богатые купцы, высшие военные чины и аристократия. Тут были люди, наделенные властью, которые хотели упрочить свое положение в деловых кругах, художники искали меценатов, а знатные мамаши подбирали подходящих женихов для своих дочерей.
— А вон близкий друг моего отца, граф Людвиг фон Карнштайн, — она указала на мужчину, окруженного толпой гостей, собравшихся словно для того, чтобы послушать проповедь.
Граф был высок, черная одежда подчеркивала его стройность. Это бледное лицо сложно было забыть, и Никколо сразу его узнал.
— Граф Людовико, — пробормотал он, но Валентина его не услышала.
Хотя они были в нескольких метрах от графа, фон Карнштайн обернулся. Вежливо извинившись, он отделился от толпы, приблизился к Валентине.
— Валентина! — На его губах заиграла любезная улыбка. Граф слегка поклонился. — Я очень рад видеть вас вновь. Кажется, что с момента нашей прошлой встречи прошла целая вечность, — слегка прищурившись, он оглядел ее. — Очевидно, Италия пошла вам на пользу.
Никколо с раздражением отметил, что Валентина убрала ладонь из его руки, присев в реверансе. Магия момента была разрушена, сейчас он был всего лишь ее другом и спутником. Юноша почувствовал себя одиноким среди всех этих людей.
— Дорогой граф, позвольте представить вам Никколо Вивиани, шевалье д’Отранто, сына графа Ареццо. Он сопровождал меня сюда из Тосканы и был очаровательным и отважным спутником. Он даже защитил меня от грабителей, напавших на нас по дороге в Шамони.
Граф еще мгновение смотрел на Валентину, а затем повернулся к Никколо. Юноша слегка поклонился.
— Граф, — кивнул он. — Вы совершенно не изменились.
— Чего нельзя сказать о тебе, Никколо. Ты стал настоящим мужчиной, как я погляжу. Грабители, говоришь?
— Ах, так вы знакомы? — вмешалась Валентина и, к восторгу Никколо, вновь взяла его под руку.
Но при этом она смотрела на графа. Людовико провел ладонью по ухоженной бородке и улыбнулся.
— Да, это так, дорогая. Раньше я вел дела с семьей Вивиани и временами бывал в роскошном доме отца Никколо.
— К сожалению, вдруг вы куда-то пропали.
Когда это произошло, Никколо был еще совсем маленьким и интересовался делами семьи значительно меньше, чем сейчас, но он прекрасно помнил, как волновался отец из-за неожиданного исчезновения своего дорогого партнера.
— Тамошний климат был мне не по нутру и к тому же вредил моему здоровью, — ответил граф.
Прежде чем Никколо успел что-то сказать, к ним подошла стареющая дама в пышном темно-зеленом платье, которое шло бы ей намного больше, если бы вырез был не так глубок.
Читать дальше