Яна Алексеева - Охотящаяся-в-Ночи

Последний день моей жизни… и солнышка я больше не увижу. Жаль!

Тщательно задвинув занавеску, а то, кто знает, какие у моего соседа отношения с дневным светилом, я прокралась к входной двери и взялась за ручку.

Ой! Острые холодные иглы… заклинания?… предупреждающе кольнули в ладонь.

Окно! Отодвинув занавеску, с сожалением убедилась, что и на нем стоит незримая преграда. Ненавижу клетки!

В результате я разлеглась на диване, обложившись всем съестным, что только нашла в холодильнике.

А этот Пьющий кровь… очень даже ничего. Аура силы, окружающая его не даст затеряться даже в большой толпе.

Не в моем вкусе. Или я повторяюсь? Очень подозрительный симптом.

Отчего мои мысли так высокопарны? Пьющие кровь… вампир, он вампир и есть. Оборотень, впрочем, тоже.

Все эти романтические названия призваны облагородить наши самые темные инстинкты, придать им флер таинственности, приукрасить бытие кровожадных, злобных тварей, которыми мы, в сущности, являемся.

А если на счету и нет ничьих жизней, так это потому, что я очень молодая Охотящаяся. Все еще впереди… было. Да… грустно. И прямо-таки мучительно больно за бесцельно потраченное время.

И ведь не единого достойного случая не подворачивалось! Я ведь Хозяйка была. Все местные шавки знали свое место, а у людей просто рука не поднималась. От испуга, наверное. Только я не злоупотребляла свой способностью наводить ужас. Потому что помимо прочего у людей есть одна характерная черта, способная в ряде случаев перевесить страх и ненависть. Страсть к исследованию и познанию нового.

Обязательно ведь нашелся бы вивисектор со связями, не пожелавший ни времени, ни денег на попытку заполучить редкий экземпляр животного мира. И пропали бы мы в недрах какой-нибудь лаборатории.

Мне всегда было жалко собаку Павлова.

Интересно, когда это закончится? И, главное, как? И что я могу сделать? Разве только помолиться, да не положено…

Интересно, как он меня сюда затащил? Мы двигались быстро, будто бы размазываясь по реальности, расстояние от моего дома до логова проделав за пару минут, в темном, густом тумане. Скользили из тени в тень и силуэты домов, деревьев, фонарей казались призрачными и чужими.

И горькая полынь…

Ну да все равно я этого не выясню.

Что же не так с моей соседкой по площадке, так приятно пахнущей фиалками? Тоже занятный вопрос…

Вот так лежала я на диване, ела конфеты и вспоминала свою недлинную двадцатилетнюю жизнь, загубленную, можно сказать, на корню. Грустно, что она не была насыщенной. Единственное выдающееся событие – всплывшая неизвестно откуда квартирка, да и ту пришлось бросить! Старый бомж, напуганный мною до сердечного приступа совершенно ненамеренно, не считается. Зимой мне пришлось оборачиваться на улице, и, спрятавшись за помойными баками, я невольно устроила ему бесплатный стриптиз и немного леденящего душу триллера. Шубу жалко было…

Пришлось вызвать старику скорую. Между прочим, он выжил, завязал с выпивкой и устроился на работу ночным сторожем. Шоковая терапия получилась.

И кому, скажите, интересно мое пустопорожнее нытье?

Незаметно подкрался сон, по содержанию еще более мерзостный, чем обычно.

Проснулась, не поверите, от пинка, мощного такого, увесистого. Гад! Подскочив спросонок, рыкнула, кинувшись на этого футболиста, но не рассчитала и упала с дивана. Вампир проворно отошел. Я встала.

О, какая куча фантиков! Кто все это съел?!

Охотник осторожно отодвинул занавеску, выглянул в окно и удовлетворенно кивнул. Небо очистилось, и заходящее солнце вызолотило сумрак комнаты. Луч упал прямо на лицо вампира. Тот недовольно поморщился, но не отошел, продолжая всматриваться во что-то видное только ему одному.

Э, света не боится? Обидно! Да, не боятся, и кровь не пьют, Высшие, по крайней мере, выскочила новая мысль. Особенно если сытые… вот Низшие… я мотнула головой. Потом.

– Самое время! Чего стоишь? – обратился ко мне подозрительно довольный Охотник, – оборачивайся!

– Ага, щаззз, – угрюмо буркнула я и побрела в ванну.

Что-то меня мутит, и умирать неохота.

Павел поморщился. А я расслабилась, глядя в зеркало. Закрыв глаза, обреченно ткнулась лбом в холодное стекло. Вчера ночью это произошло легко и быстро, под воздействием спонтанного выброса адреналина… а сейчас…

Выпустить волчицу добровольно, ослабляя тиски разума… оказалось непривычно сложно.

А-ахх!

Желтоглазая волчица исподлобья глядит на Пьющего кровь. Изменение – сугубо интимное деяние. Не следует подглядывать всяким… зло рыкнув, проскользнула в комнату и беспокойно закружила вокруг гексаграммы. Внутри уже горели свечи, и мерцал столб густой непроницаемой тьмы, упирающийся в потолок. Из него тянуло сыростью. Охотник бесцеремонно сгреб меня за шкирку и шагнул внутрь.