Заболотская Мария - И.о. поместного чародея. Теперь уж все

-Карету из тыквы не забудьте, – съехидничала я, заставив Теннонта сбиться. На меня обрушилась лавина проклятий, и Виро был вынужден отвесить мне стеснительный подзатыльник.

Следующее заклинание пощадило софу, но Виро в пышном кринолине выглядел настолько забавно, что я захихикала, воскликнув: «А вот и тыква!»,после чего получила куда более искренний тычок.

Через час мне уже наскучило происходящее до смерти. Представляю, что чувствовал секретарь, на которого обращалась львиная доля заклятий, каждый раз преображая его до неузнаваемости…

Но упорство чародея было все же вознаграждено. Когда он, обессилев, присел на табуретку и в очередной раз пробубнил что-то, махнув рукой в сторону окна, я вдруг почувствовала легкое щекотание во всем теле, местами переходящее в зуд. Сморгнув, я обнаружила, что обряжена в отвратительнейшего вида платье багрово-фиолетовых тонов, которое как нельзя лучше подчеркивало синюшность моей бледной кожи. На ногах у меня теперь красовались алые остроносые туфли на высоких каблуках, в которых я могла бы проковылять несколько метров разве что вдоль стены.

Платье было совершенно настоящее – видно было даже переплетение нитей и аккуратные стежки швов, так что при других обстоятельствах столь искусная работа чародея заслуживала похвалы. Внимательнее осмотрев свой наряд, я поняла, что каждая его деталь подчеркивает какой-либо недостаток моего сложения. Декольте демонстрировало мои выпирающие ключицы, узкие рукава с небольшими фонариками – крупные локтевые суставы и кисти рук, а покрой лифа – отсутствие женственных округлостей где либо. Приходилось признать, Теннонт смыслил в женских одеяниях, ибо столь неудачное платье можно было создать только намеренно.

-Ну вы и мерзавец, – искренне сказала я, поняв, что даже самую извечную женскую мечту можно испоганить.

Может быть, я бы и получила очередную затрещину, но тут маг позеленел, булькнул и спешно покинул гостиную. В какой-то мере, я была готова разделить его чувства. От вида моего волшебного платья и в самом деле подташнивало. Но я, памятуя о том, что в любой мелочи нужно самым подлым образом искать положительные стороны, злорадно ухмыльнулась, мысленно пожелав Теннонту еще долго помнить дом эсвордского чародея, после чего заметила, что Виро рассматривает меня с заметным любопытством.

-Чего? – я воинственно скрестила руки на абсолютно плоской благодаря платью груди.

-Первый раз увидел ваше лицо, госпожа Каррен, без… этого всего, – его неопределенный жест пояснил, что в виду имеются сплошные боевые ранения, покрывавшие доселе мою физиономию. – И это… я был неправ насчет вашего носа. Он не такой уж неблагородный, как мне казалось. Просто тогда он был распухший, грязный и исцарапанный… да еще и текло из него вечно. И глаза у вас, на самом деле, вовсе не как маленькие воспаленные щелочки…

-Ах, оставьте, я не привыкла к столь изысканным комплиментам! – огрызнулась я, но лицо пощупала. И впрямь, давно оно не было таким гладким и целым.

…Сидя у окна, я мрачно наблюдала, как целая болотницкая флотилия направлялась к Эсворду, лавируя между крышами затопленных домов. С крыш им махали женщины и дети. На особо старых, поросших травой и мхом сараях флегматично паслись козы. Любопытное явление наблюдалось в ближайшем к нашему холму дворе. Искажение пространства проходило аккурат посередине плоской крыши сарая, и беспокойная коза, которая нашла там себе пристанище, периодически исчезала, а потом снова выныривала из ниоткуда. Я не могла рассмотреть на таком расстоянии выражение лица хозяина, который, сидя на краю той же крыши, наблюдал за тем, как то передняя, то задняя части его животины время от времени растворяются в воздухе, но, думаю, я не сильно бы ошиблась, если бы предположила, что сейчас он думает что-то вроде: «Всех проклятущих колдунов посадить на кол, после чего колесовать, а потом еще и сжечь!».

Теннонт обмяк на поросшей цветами софе, напоминая одного из царей древности, подготовленного к погребению, какими обычно их изображают в учебниках по истории. Время от времени он вопрошал, не видна ли лодка от бургомистра, на что Виро, искренне разделяющий мой интерес к вышеупомянутой козе, отвечал отрицательно, и мне иногда чудилась нотка радости в его голосе.

Время тянулось так медленно, что, казалось, вот-вот пойдет вспять. Внутри головы звенела абсолютная пустота, в которой плавали бессвязные мысли.

«Что я почувствую, когда умру?», «Где же я ошиблась?», «Так и не довелось в этом году пойти по грибы», «Жив ли Констан?», «Вышла ли замуж кузина Ирэн?», «Что подумает Виктредис, когда вернется в свой дом и увидит эти развалины?»… Я пыталась отвечать на эти вопросы, как ответил бы кто-то мудрый и добрый : что, скорее всего, я даже не успею ничего почувствовать, и вообще все может как-то обойтись; что уже неважно, с какого неверного шага все началось; что мироздание во всех его проявлениях не станет хуже, если я перестану быть его частью… Констан, скорее всего, жив и очень скоро вернется к своим прежним занятиям, выбросив из головы все свое магическое сумасбродство; кузина Ирэн должна была выти замуж давным-давно – ведь она была так мила и образованна, а Виктредис… что ж. Так ему и надо.