Олег Яковлев - Маски Черного Арлекина

Старик удивленно посмотрел на него: для ар-ка зачастую невозможно представить себя вне семьи, ведь в таборе по большому счету все родственники.

– Но... разве одному лучше? – спросил Карэм.

– Я всего лишь следую своему пути, – невесело ответил Мертингер. – Когда-то у меня была семья. Очень давно. У меня были отец, брат. Мать я совсем не помню – она замерзла в снегах, когда мне не было и десяти. Мой край суров, как и эльфы, что живут в нем. Я рос среди воинов и многому научился у них, но что такое настоящая ненависть и злоба, я не знал, покуда мой младший брат не убил нашего отца, а меня не отправил на погибель, в холодный Стрибор. Я вернулся, вопреки всему, но с тех пор у меня не осталось ни чувств, ни сердца, ледяная пустыня забрала все. Я не умею любить, человек. А без любви эльф не может жениться и завести детей. Это против воли Тиены. Всего лишь однажды у меня был... тот, кого я мог бы назвать сыном. Во время Смуты мой путь привел меня в горы Тэриона, в земли полуночных берсеркеров. Там, в одинокой хижине, я нашел замерзающего младенца. Человеческого младенца. Так случилось, что я взял его с собой. Я привел его в свой Дом, вырастил и воспитал. Тогда я никак не мог разобраться в себе, демоны непонимания и отчужденности сталкивались в моей душе с любыми попытками открыть свое сердце. Но сейчас я осознаю, что, возможно, это и называется любовью – эта вечная борьба с самим собой. За восемьдесят лет, которые прожил Киеле, я назвал его сыном один лишь раз и жалею, что не говорил ему этого раньше. Я жалею, но ничего не могу вернуть назад. Он умирал, старик в своей постели, а я стоял рядом. И он сказал мне: «Прощай, отец. Да пребудет с тобой Стрибор, куда я сейчас отправляюсь». И я... я ответил ему. Мое сердце не выдержало, и я сказал ему... впервые в жизни я назвал его сыном. Это было мое прощание... С тех пор не было никого, кто был бы мне ближе, чем расстояние выпада мечом. Я – холод. Я – лед. Меня – нет. Да, меня просто нет...

– Мне кажется, ты слишком привык считать себя таким, вот и все, – сказал Карэм. – Вы, эльфы, живете слишком долго, и память у вас длиннее людской. Сколько тебе лет?

– Мне восемьсот тридцать четыре года.

– Ого! Даже для эльфа многовато... – старик присвистнул. – Неужели за все эти годы ты так и не сделал нужного шага?

– Какого шага? Ты о чем? – не понял Мертингер.

И с чего он только разоткровенничался с этим цыганом? Ни одному эльфу в Конкре он бы не стал говорить того, о чем сегодня с легкостью поведал незнакомому человеку. Может, все дело как раз именно в этом? В том, что незнакомцу порой открыть душу легче, чем близкому родичу? Особенно если эта самая душа – потемки. Или хитрый старик все-таки владеет магией убеждения?

– Неужели ни разу не полюбил?

– Я пытался, Карэм. – Мертингер тут же вспомнил восхитительные глаза Аллаэ Таэль, на миг прекрасный образ эльфийки возник перед его взором, но тут же поплыл, не удержавшись в памяти. – Я поклялся себе, что смогу, но ничего хорошего из этого не вышло.

– В любви надо клясться не себе, а ей, – проговорил старик, – в любви нужно просто любить, тогда самое холодное сердце оттает. Просто оглянись вокруг – где-то живет и твое счастье, нужно только суметь отыскать его...

– Ты не можешь понять меня, человек. Твой род большой. У тебя верная жена, хорошие сыновья...

– Еще и три дочери, покинувшие дом, – добавил старик, хмуро перетирая в ладонях горячую золу. – Ты не привык, дорогой гость, что кто-то может тебя понять. Должно быть, в этом вся твоя беда. У меня тоже был когда-то брат. У меня был брат, которого я любил больше всех на свете. Но беóды, как известно, – удел нашего народа. Проклятие за проклятием, смерть за смертью... Годы скитаний, боли и потерь... И венцом всему стала роковая любовь. Между нами появилась прекрасная женщина, рыжеволосая чайори, страстная и необузданная, как пламя. Мы оба ее полюбили, и видит Аллайан, я знал, как сгорает по ней Тенра, но не мог позволить ему быть с ней – мое чувство было не меньшим. Ты говоришь, Мертингер, мудро ли я поступил с сыновьями, но все дело в том, что однажды я сам был на их месте, а мой отец не отличился в тот раз мудростью. Он сказал, кто сильнее окажется, пусть и берет Синту в жены. Мы начали поединок. Мы дрались, жестоко дрались, как самые лютые враги. Но во время поединка произошел несчастный случай. Синта бросилась нас разнимать, она характером была, что суккуб, но с чистой душой... один случайный взмах ножа в сторону... с ним угасла и наша любовь. Мы остыли, вместе плакали над ее телом, но уже ничего не могли поделать. Мой брат в ярости воткнул нож в борт фургона и ушел в ту же ночь, больше я его не видел, а клинок и по сей день так и ржавеет там – можешь полюбоваться. Ворон приносит иногда вести о нем – так я знаю, что он еще жив. Но дня не проходит, чтобы я не вспомнил своего брата, и каждую ночь я желаю ему спокойных снов.