Уника сжалась в комок, мелко и часто дрожа.
– Тихо ты! – пискнуло рядом.
Уника скосила глаз. Ромар тоже был мышью, но не простой, а прыгучей. Есть в низовьях зверёк – тушканчик, что умеет бегать на двух ногах.
– Успокойся! – Странным образом Уника разбирала посвистывания Ромара. – Быстро хватай вещи, и побежали. А то эти никак на днёвку метят остановиться. Птицам до нас дела нет, а карлик, думаю, мышкой не побрезгует. Давай ноги уносить.
Как она управилась с мешком, Уника потом и сама не могла сказать. Она просто схватила ношу и припустила во всю прыть. Жгучее чувство беззащитности не оставляло её. Ромар скакал рядом; длинный хвост с кисточкой на конце стелился по воздуху.
– От берега далеко не отходи… – свиристел Ромар, – а то с пути собьёмся!
– Чайки!.. – испуганно пискнула Уника.
– Нет там чаек! Разлетелись давно…
– А вдруг?..
– Я обороню.
Пусть не совсем, но эти слова успокоили её, Уника побежала смелее, быстро переставляя лапки. Ромар хрипел от натуги, но не отставал, неутомимо прыгая следом. Ничего, главное – подальше уйти от недобрых глаз, а ползком или вприпрыжку, это уже не так важно.
Два серых мышонка, два неприметных существа пробежали иссохшим обрывом, среди неподнявшихся трав, между умерших кустов. Ничей хищный взгляд не остановился на буреньких спинках, ничей коготь не посягнул на два тревожно бьющихся сердца. Где некому жить, там некому и убивать. Там, где прежде кипела жизнь, теперь была пустыня. Пока её приход можно повернуть вспять. Ещё лежат в земле живые семена, ещё не все звери погибли или ушли так далеко, чтобы не смочь потом вернуться, но если пройдёт ещё один такой же год, то мир изменится необратимо. Кто знает, что случится, если позволить чудовищному Кюлькасу изливать на землю остатки своей ярости? Кто знает, что стрясётся, если остановить его…
Ромар разогнул усталую спину. Его неудержимо тянуло согнуться, словно тушканчика. Хорошо всё-таки, что есть такая мышь, а то пришлось бы землю носом рыть, пытаясь бежать на четвереньках. Хотя и отпрыгать этакое поприще тоже непросто. Тяжко быть пожилым тушканчиком.
Уника всё ещё не могла подняться с земли, колдовство не отпускало её. Ромарова сумка и мешок с вещами лежали рядом, а вот копьё и подаренный Зуйкой лук остались в степи. Недостало у мышонка ни зубов, ни сообразительности, чтобы захватить оружие. Да оно, впрочем, уже и не понадобится, впереди пустые места, даже диатриты отсюда уходят, им тоже стало невмоготу.
– Вставай! – весело приказал Ромар. – Проползли. Никто нас больше не тронет.
– Это что же, – спросила Уника, – мы вправду мышами были?
– А кто его знает?.. – Ромар усмехнулся. – Для себя ты мышью была, другие тоже мышь видели – значит, вправду. Только на земле след остаётся человеческий – Великую Мать не обманешь, она своих детей всегда узнает.
– А если бы нам колонок встретился или ещё кто – загрыз бы?
– Этого я не знаю, – серьёзно ответил Ромар. – Не встретился, вот и хорошо, спасибо предкам. Ты лучше осмотрись как следует: места узнаёшь?
Уника обвела взглядом незнакомую, выжженную зноем пустыню. И словно пелена сползла с глаз, Уника разом узнала родные места. Ведь отсюда к селению и получаса ходьбы нет… Вон на пригорке кустарник темнеет – калина… За кустами выгон, где сейчас и травинки свежей не сыскать. А там и горотьба, а кругом поля, не тронутые в этом году сохатым рогом… Страшным рвом чернеет умершее русло Великой, террасами падает в провал земля. И совсем рядом, посреди сухого места, над краем одного из обрывов, склонились три древние, многоохватные ивы. Её ивы… Вон у крайней ствол расщеплён грозовой стрелой. Там, в глубине ствола, обитает Салла – древяница, смешливая девчонка, вечностью равная иссохшей реке. Как-то она? Жива ли?
Волхвы рассказывали, что странные существа живут в верхнем мире, а то, что мы видим здесь, это всего лишь их тень, отблеск той жизни. Человек же, напротив, живёт внизу, а тень его бродит по верхнему миру и зовётся душой. Родович умрёт – душа останется, хоть и будет не такая, как прежде. Поэтому предки могут помогать своим живущим потомкам, хотя порой помощь их удивительна.
Странные существа принадлежат верхнему миру, здесь они не рождаются, не любят и даже не умирают толком, а лишь иссыхают, неузнаваемо меняются, когда главная их суть гибнет в мире духов. Потому со странными существами люди старались сталкиваться пореже. Здоровались, как всякий вежливый человек здоровается с незлым соседом, – и всё. Нежить, как правило, выслушивала приветствия угрюмо, но с тем, кто умел поздороваться, вражды не имела. Попробуй чужак искупаться в омуте – омутинник мигом на дно утащит. А свои купаются. Ромар говорил, что дети лосося специальные слова ведают для чарусы и кикиморы, втайне передают от стариков. Знать бы эти слова, когда через зыби шли…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу