— Где я? — спросил он.
— На сходке, товарищ Протей. Вы собирались сказать нам, где применять средство, а потом идти и выступать. Народ ждет.
— Водонапорная станция на… кхе-кхе, — тут сияние над его головой сменилось тьмой, и тело, рухнув ничком, стало совершенно бездыханным и неподвижным.
— Сматываемся по-быстрому, как говорят наши русские друзья, — шепнул Уотсон.
— Захватим труп с собой, — неожиданно произнес Холмс ужасные слова».
Михаил Петрович прочитал и хмыкнул. Он хмыкнул дважды. Он явно был хитрее, чем казался на первый взгляд.
— А вы верите в то, что сами написали? — на всякий случай поинтересовался он.
— Нет, это — вымысел.
— Английское правительство выдумало тогда заговор Коминтерна, чтобы решить свои проблемы, — сказал он и начал меня просвещать, препод всё-таки. — В это время СССР поддерживал китайский гоминьдан, между прочим, это левые националисты, который вели борьбу за объединение своей страны и ограничение роли западного капитала, за сокращение западных концессий. В Шанхае западная полиция расстреляла патриотическую демонстрацию студентов, после чего началась мощная забастовка, охватившая английские концессии и возникло движения за бойкот английских товаров. Китай стал выходить из роли полуколонии, в которую его загнали в ходе опиумных войн; столетие унижения и вымирания заканчивалось. Уайт-Холл был очень раздражен, да еще прямо в метрополии случилась всеобщая забастовка…
— У меня как-то плохо с историей разных стран, Михаил Петрович. Сейчас все газеты пишут про бяку Сталина, тут я в курсе.
— Возможно, в Англии действовали какие-то люди Трилиссера, за которым стоял Троцкий, но он вел собственную игру и еще неизвестно, в интересах какого государства.
— Вполне может быть, — самокритично отозвался я.
— Не сметь зажимать самокритику, — пошутил старец. — Вы не верите, Борис, что капиталисты эксплуатируют трудящихся, ну поинтересуйтесь тогда, насколько сейчас увеличился рабочий день у тех, кто сохранил работу? И не знаете, что равнины британской Индии белели костями труженников? Это ж английский генерал-губернатор писал. У нас нынче есть кому закопать кости, но деревни вымирают одна за другой. А в разгар ирландского голода, который косил обезземеленных крестьян-арендаторов, цитирую по памяти "огромные стада коров, овец и свиней… отправляются с каждым отливом, из каждого из 13 наших портов, курсом на Англию, и помещики получают арендную плату и отправляются тратить ее в Англию…" Голодают у нас сейчас еще потихоньку, больше умирают от безнадеги и пьянства, но нефть льется за рубеж полновесной рекой, а обратной реки с разными благами пока не видно.
— Да, верю я и знаю. А что толку? Здесь нам обещали равенство и братство, и что в итоге?
— Я понимаю, сегодня модно нас ругать, но мы построили промышленность, которую эти нынешние будут еще проедать лет тридцать, мы победили бронированного супостата и построили ракеты, чтобы к нам никто больше не сунулся, мы дали десяткам миллионов людей теплые квартиры с водопроводом и канализацией.
Затем он ввел меня в мир своей молодости, заполненной не свиданиями на берегу речки, а неустанным трудом и борьбой.
Помучив меня изрядно, выделил пенсионер 100 000, по-большевистски, без процентов. НО! Какое большое «но». Прямо два столба с перекладиной. Вернее, рукопись Михаила Петровича, которую надо было мне переписать человеческим языком и литературно разукрасить. «Записки старого стахановца и партизана» называется, в пятьсот страниц длиной.
Решение мне надо было принять на скаку. И, несмотря на всяческую тошноту, — он же, наверное, репрессиями занимался, так ведь газеты про старых коммунистов пишут — я согласился. Искусство требует жертв. На этот раз оно потребовало в жертву меня.
Мемуарист осклабился вставными челюстями и напоследок еще сказал.
— Помните товарища Фан Вама, того, который ногу на войне против американцев потерял, он мне написал и вам привет передать просил.
Добрался я до дома, а там запсиховал. Эх, если б можно без Сухорукова обойтись. Во что обойдется мне его двухкилограммовая рукопись? Иж чего захотел, скатать из своего дерьма коробку конфет с моей помощью. Я вытащил листок из рукописи наугад: "… с утра шел бой на окраине села…". А если не врет, если Михаил Петрович действительно вел бой за то, чтоб я мог спокойно сидеть на унитазе? Вколол я в себя, как последнее средство от надсадных чувств, ампулу сцеволина, после чего разложился на диване.
Читать дальше